Любовь ко мне — твой крест, избранник мой, ты за неё заплатишь головой.
Я не очень верю в дамские союзы. Дружба двух женщин напоминает мне дружбу двух кошек, гоняющихся за одной мышью. Вопрос только в том, какая из них первая схватит добычу.
Любовь ко мне — твой крест, избранник мой, ты за неё заплатишь головой.
Я не очень верю в дамские союзы. Дружба двух женщин напоминает мне дружбу двух кошек, гоняющихся за одной мышью. Вопрос только в том, какая из них первая схватит добычу.
Я не очень верю в дамские союзы. Дружба двух женщин напоминает мне дружбу двух кошек, гоняющихся за одной мышью. Вопрос только в том, какая из них первая схватит добычу.
Господи, как же мне его не хватает! Пока он был жив, пока он был со мной, я пренебрегала им, я принимала его любовь как должное и только... Мэтр... Господи, почему же мы так ужасно устроены? Почему? Почему только потеряв, мы начинаем ценить?
... Я болен.
Мой крик беззвучен.
Я тихо иду в ночи.
Колышется плач паучий,
Бесшумно журчат ключи,
Замки открывая лучше,
Чем золото и мечи,
И дремлют в овраге тучи.
Я болен.
Неизлечим.
Будет дождь идти, стекать с карнизов
и воспоминанья навевать.
Я – как дождь, я весь – железу вызов,
а пройду – ты будешь вспоминать.
Будет дождь стучать о мостовую,
из каменьев слёзы выбивать.
Я – как дождь, я весь – не существую,
а тебе даю существовать.
Любовь — это образ Бога, и не безжизненное Его подобие, а живая сущность божественной природы, лучащаяся добротой.
Ей девятнадцать. Двадцать — ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.
Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась: — У, Сатана! —
И так же его презирала.
Бывает, и дождь-то льет, и буря-то воет, и в такой вот ненастный день найдет беспричинная радость, и ходишь, ходишь, боишься ее расплескать. Встанешь, бывает, смотришь прямо перед собой, потом вдруг тихонько засмеешься и оглядишься. О чем тогда думаешь? Да хоть о чистом стекле окна, о лучике на стекле, о ручье, что виден в это окно, а может, и о синей прорехе в облаках. И ничего-то больше не нужно. А в другой раз даже и что-нибудь необычайное не выведет из тихого, угнетенного состояния духа, и в бальной зале можно сидеть уныло, не заражаясь общим весельем. Потому что источник и радостей наших, и печалей в нас же самих.