В будущем интеллект вымрет.
Она была слишком умна, чтобы не чувствовать порою, как тяжело, когда не с кем поделиться мыслями.
В будущем интеллект вымрет.
Она была слишком умна, чтобы не чувствовать порою, как тяжело, когда не с кем поделиться мыслями.
Утром когда я проснулся мне паказалось што я уже умный но я ашибся. Каждое утро я так думаю и все время ашибаюсь.
Если я хочу описывать, как дама одна полюбила одного офицера, это я могу; если я хочу писать о величии России и воспевать войны, я очень могу; если я хочу доказывать необходимость народности, православия и самодержавия, я очень и очень могу. Если хочу доказывать то, что человек есть животное и что кроме того,
что он ощущает, в жизни ничего нет, я могу; если хочу говорить о духе, начале, основах, об объекте и субъекте, о синтезе, о силе и материи, и, в особенности, так, чтобы никто ничего не мог понять, я могу. Но этой книги, в которой я рассказывал, что я пережил и передумал, я никак не могу и думать печатать в России, как мне сказал один опытный и умный старый редактор журнала.
Абсолютным благополучием чаще всего светится дурак — на лице умного человека счастья, как правило, не бывает.
Да, мастера изысканного смеха
Не могут в наши дни иметь успеха,
И не умерших классиков вина,
Что резко поглупели времена.
Сегодня и нормальный человек-то
Довольно слаб по части интеллекта,
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?