Печальные мысли — как туман. Взошло солнце — и они рассеялись.
Они увидят, как я тебя люблю, и сразу поймут, что тронуть меня это всё равно что сунуть руку в котёл с расплавленным свинцом.
Печальные мысли — как туман. Взошло солнце — и они рассеялись.
Они увидят, как я тебя люблю, и сразу поймут, что тронуть меня это всё равно что сунуть руку в котёл с расплавленным свинцом.
Ни жизни, ни счастья, ни легких радостей бытия, ни детей, ни дома, ни ванной, ни чистой пижамы, ни утренней газеты, ни просыпаться вместе, чувствуя, что она рядом и ты не один. Нет. Ничего этого не будет.
Нужно будет либо укрепить память, либо никогда не приводить цитат, потому что, когда не можешь точно вспомнить цитату, она преследует тебя, как забытое имя, и ты не можешь от неё отделаться.
А я люблю такой запах, как вот сейчас. Такой, и еще запах свежескошенного клевера и примятой полыни, когда едешь за стадом, запах дыма от поленьев и горящей осенней листвы. Так пахнет, должно быть, тоска по родине — запах дыма, встающего над кучами листьев, которые сжигают осенью на улицах в Миссуле.
Разве громкие слова делают убийство более оправданным? Разве от этих громких слов оно становится более приятным делом?
Нечего оплёвывать всё, что было, только потому, что скоро потеряешь это. Не уподобляйся змее с перебитым хребтом, которая кусает самое себя; и тебе, собака, никто не перебивал хребта. Тебя ещё не тронули, а ты уже скулишь. Сражение ещё не началось, а ты уже злишься. Прибереги свою злобу к сражению. Она тебе пригодится тогда.
В красивом теле есть какая-то волшебная сила. Но не всегда. У одного она есть, а у другого нет.
Я люблю тебя так, как я люблю все, за что мы боремся. Я люблю тебя так, как я люблю свободу, и человеческое достоинство, и право каждого работать и не голодать. Я люблю тебя, как я люблю Мадрид, который мы защищаем, и как я люблю всех моих товарищей, которые погибли в этой войне.