Сады!
Как ждали сады
Беды,
Как яблоньки с ветром сражались,
И к старым яблоням жались,
И кутались, кутались в снег, как в мех...
А мы...
Мы
После зимы?
После зимы
Как видим мы!
Мы видим воздух!
Сады!
Как ждали сады
Беды,
Как яблоньки с ветром сражались,
И к старым яблоням жались,
И кутались, кутались в снег, как в мех...
А мы...
Мы
После зимы?
После зимы
Как видим мы!
Мы видим воздух!
Вычитаем!
Начинаем
Изо всех ручьев и рек
Вычитать и лёд, и снег.
Если вычесть снег и лёд,
Будет птичий перелёт!
Сложим солнышко с дождём...
И немного подождём...
И получим травы.
Разве мы не правы?
Это должен быть самый первый теплый день: когда он придет, ты узнаешь, с самого утра понятно – сегодня.
Поддразнивает эта теплота.
Осколочными минами под ноги
Подтаявшие брошены дороги
И строгая походка уж не та.
По-разному поверим в ренессанс.
Вот ты, похоже, тоже через ноты.
И может, право, я не знаю, кто ты,
Но ротами мурашки. Дай мне шанс.
Все ново весной. Да и сами весны всегда такие новые — ни одна не похожа на другую, в каждой есть что-то свое, что придает ей особую, неповторимую прелесть. Взгляни, какая зеленая трава вокруг этого маленького пруда и как лопаются почки на ивах.
Стою, ищу слова и смотрю на маленькие веточки в красных рукавичках, на маленькое солнышко в ее глазах. А она щебечет без остановки, она то смеется, то строго морщит нос, она стряхивает пыль, ищет вазу, шумит и живет. И дом тоже нехотя оживает, начинает дышать. Вот и сердце забилось. Мое? Я не знаю. А она не замечает этого, ставит свой букетик в воду и радуется. Просто так. Просто потому что она такая. А на принесенных ею ветках — почки. На улице февраль, а на них почки. И тогда я понимаю: в этих тоненьких веточках заключено обещание будущего. Не слабая надежда, а бесконечная уверенность в нем. И именно в этом дар этой девочки, именно это она принесла в мой дом. И я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь. Счастье мое… Слышу тебя, понимаю. Спасибо тебе. Просто я иногда перестаю верить, что зима закончится. А она всегда точно знает, что впереди — весна.
Strapped in the chair of the city's gas chamber
Why I'm here I can't quite remember.
The surgeon general says it's hazardous to breathe
I'd have another cigarette but I can't see.
Tell me who you're going to believe?
... Смутная, беспокойная тоска трех долгих весенних месяцев как-то улеглась. На завершающей неделе она перегорела — вспыхнула, взорвалась и рассыпалась в прах. Он без сожалений развернулся лицом к безграничным возможностям лета.