— А если я тебя сейчас поцелую, ты меня не ударишь?
— Я тебя ударю, если ты меня не поцелуешь!
— А если я тебя сейчас поцелую, ты меня не ударишь?
— Я тебя ударю, если ты меня не поцелуешь!
— А может, это всё ваш жених устраивает? Может, он вас тестирует?
— Если бы он меня действительно тестировал, он бы выбрал мужчину достойней.
— Может быть, у него, в отличие от вас, хороший вкус.
— Почему вы все время за мной следите?
— Во-первых, я за вами не слежу. Во-вторых, вы не в моем вкусе — мне красивые нравятся.
— Он ушел?
— Откуда я знаю? Вылезайте, проверим.
— Сами вылезайте.
— Вы женщина — женщины вперед!
— Хамло!
— Воспитанное хамло!
... она поцеловала Валькура в лоб робко и быстро, так, что ему показалось, будто его овеяло теплым дыханием или рядом пролетела ласточка.
Я бы не смог примириться с миром, даже если б мгновения одно за другим отрывались от времени, чтобы меня поцеловать.
Le soleil au déclin empourprait la montagne
Et notre amour saignait comme les groseilliers
Puis étoilant ce pâle automne d'Allemagne
La nuit pleurant des lueurs mourait à nos pieds
Et notre amour ainsi se mêlait à la mort
Au loin près d'un feu chantaient des bohémiennes
Un train passait les yeux ouverts sur l'autre bord
Nous regardions longtemps les villes riveraines
Нет рассудительных людей в семнадцать лет!
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады.
Они теперь в цвету и запахом томят.
Вам хочется дремать блаженно и лениво.
Прохладный ветерок доносит аромат
И виноградных лоз, и мюнхенского пива.
Вы замечаете сквозь ветку над собой
Обрывок голубой тряпицы с неумело
Приколотой к нему мизерною звездой,
Дрожащей, маленькой и совершенно белой.
Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин
Пьянит такая ночь... Как будто бы спросонок,
Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,
А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.
За взгляд — целый мир отдам,
за улыбку твою — всё небо,
за лобзанье... Не знаю сам,
чего б я не отдал за это!