В антикварном мире существует четкая установка — никому не выдавать свои источники.
— Ну и как это, жить с женщиной?
— Это как участвовать в аукционе — никогда не знаешь, твое ли предложение лучшее.
В антикварном мире существует четкая установка — никому не выдавать свои источники.
— Ну и как это, жить с женщиной?
— Это как участвовать в аукционе — никогда не знаешь, твое ли предложение лучшее.
— А сколько бы стоил такой автомат, если бы мы собрали его и запустили?
— Представь очень, очень солидную сумму. Ты ее представил?
— О, да! [улыбается]
— Возможно, ты ошибся, занизив ее.
— Вам удается сказать очень много, не сказав ничего!
— Сочту это комплиментом.
Любовь к искусству и умение держать в руках кисть ещё не делает человека художником. Нужен внутренний свет.
— Роберт, ты веришь, что любовь может быть подделкой?
— Ну… Если вспомнить ваши слова о подделках в искусстве, она не может быть полной подделкой.
— Если только любовь можно отнести к искусству.
— А что, было бы забавно, да? Её можно было бы выставить на аукционе и за лучшее предложение пережить величайшую любовную историю.
— У вас мобильный телефон? А модель-то новая!
— А я вот устаревшая! Не знаю, как им пользуются!
— Шестеренки — они ведь как люди. Если долго находятся вместе, то притираются друг к другу в итоге.
— То есть, со временем, любое сосуществование становится возможным?
— Я в этом убежден.
— Что-то случилось? Вы более озабочены, чем обычно!
— Переизбыток древоточцев и паутины при нехватке шедевров! Вот примерный вывод!
— Я пишу. Пишу романы, рассказы и тому подобное.
— Я хочу их прочесть. Непременно куплю.
— К счастью для нас обоих, вы не сможете это сделать… Я издаюсь под псевдонимом и чувствую отвращение к тому, что написала.
— Всем художникам это свойственно, мисс Ибитсон.