— Если хотят умереть, пусть умирают.
— Ну, знаешь ли... Нельзя так говорить!
— Душа, способная на самоубийство, уже одержима. Не важно, жив человек или нет, его уже не спасти.
— Если хотят умереть, пусть умирают.
— Ну, знаешь ли... Нельзя так говорить!
— Душа, способная на самоубийство, уже одержима. Не важно, жив человек или нет, его уже не спасти.
— За ним нужен глаз да глаз. Но сдаётся мне, ты за ним не уследила.
— Откуда ты знаешь?
— Говорил же — хозяин и его орудие всецело связаны. Меня колет каждый раз, когда Юкине поддаётся соблазну. Так уж мы устроены — хозяин и орудие.
— Значит, когда ты стащил папино пиво, Юкине тоже кольнуло?
— Не. Боль от осквернения души идёт от орудия к хозяину, но не наоборот. Орудия раньше были людьми, а все люди грешны. Обиды, страх, зависть, страсть, печаль, алчность... И много другого, что толкает к соблазну. Грех обращается болью, так мы и познаём — через орудие — , что такое добро, а что зло. Слушай внимательно, Хиёри. Надо бы тебе пояснить кое-что. Лишь люди отделяют добро от зла. Но вовсе не боги. Другими словами — богам всё дозволено. Они могут ранить кого угодно, и даже убить. Однажды я накажу Юкине, и это будет божья кара.
— Что такое смерть?
— Смерть? Сердце перестаёт качать кровь, кровь не попадает в мозг, все процессы в организме останавливаются. Конец.
— А что остаётся?
— Остаётся то, что человек сделал, память о нём.
— Ты ничего не говорил мне о душе́...
Очень хорошо понимаю людей, которые вскрывают себе вены в теплой ванне, предпочитая этот способ покончить с собой всем остальным. Таким образом, они словно закольцовывают свою жизнь, расставаясь с ней в исходном положении, и при этом даря себе на полчаса больше того блаженного покоя, который ожидает их по ту сторону. К тому же, за эти полчаса можно смошенничать и передумать...
Люди говорят, что это тени тех, кто отправился на небеса. Кроме самоубийцы. Он отправился в ад, даже тени не осталось.
Жажду смерти нередко можно объяснить сильнейшим импульсом вернуться туда, откуда мы пришли. Самоубийцами становятся чаще всего те, кто не смог изжить травму рождения. Вот почему умирающий на поле брани зовет: «мама» — в этом желание обратного рождения, нового обретения рая, из которого нас изгнали.
Смерть наступает, когда тело теряет жизненную теплоту, и душа — через поры кожи и отверстия в голове — покидает своё телесное пристанище.
Видит Бог, я понял суть, и тут уже не до метафор:
Я беспрепятственно несусь в сады крестов и эпитафий.
И напугать не тешу мыслей, я не маньяк и не больной.
Готовьтесь, люди, в этой жизни уйти одним, или одной.
Это не страшно, это нужно. Это спасение души.
За глубину идей, за нужды, за то, что ты когда-то жил.