Лучшие зачастую кончают самоубийством,
просто чтобы свалить.
А те, кто остался,
так и не могут понять,
почему кто-то
вообще хочет
уйти
от
них.
Лучшие зачастую кончают самоубийством,
просто чтобы свалить.
А те, кто остался,
так и не могут понять,
почему кто-то
вообще хочет
уйти
от
них.
Чтобы начать спасать мир, надо спасать одного человека за одним, спасать всех – это романтизм или политика.
(Не стоит спасать мир, спасите хотя бы одного человека.)
У человека, склонного к самоубийству, чувство юмора, как правило, напрочь отсутствует.
Ни один человек, имеющий все-все, не поймет по-настоящему того, у кого ничего нет; того, у кого нет кому улыбнуться в ответ; того, у кого нет кому сказать «спасибо» за то, что для него разогрели пиццу и приготовили чай; того, у кого нет рядом человека, которого можно укрыть одеялом и чмокнуть в лоб или нос. Ни один человек, имеющий все-все, не поймет, почему некоторые решают прервать обрушившийся поток невезения, провалов и депрессий.
Я не слишком-то смотрю на людей. Это мешает. Если долго смотришь на кого-то, то начинаешь становиться похожим на него. Люди... По большей части я могу обойтись и без них. Они опустошают меня, а не наоборот. Я не испытываю уважения ни к одному человеку. Из-за этого у меня бывают проблемы... Я вру, но, поверь мне, это правда.
Я думаю, когда человек планирует самоубийство, он становится очень эгоистичен. Тут дело в масштабе. В перспективе смерти, её абсолютности и драматизма, трудно осознать значение всего, что менее абсолютно и менее драматично.