Ничего общего с одиннадцатью минутами.
– Что?
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
– Прости. Сама не знаю, что говорю.
– И я не знаю.
Ничего общего с одиннадцатью минутами.
– Что?
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
– Прости. Сама не знаю, что говорю.
– И я не знаю.
Я должна написать о любви. Я должна думать, думать, писать и писать о любви — иначе душа не выдержит, надломится.
Недостаточно ни вина, ни сигареты, ни огня, ни общения, нужно другое опьянение, другое пламя.
Тот, кто способен чувствовать, знает: можно наслаждаться, даже если ты не прикасаешься к тому, кого любишь. И слова, и взгляды содержат в себе тайну, заключенную в танце.
И хотя моя цель – понять, что такое любовь, и хотя я страдаю из-за тех, кому отдавала свое сердце, вижу ясно: те, кто трогают меня за душу, не могут воспламенить мою плоть, а те, кто прикасается к моей плоти, бессильны постичь мою душу.
Мне достаточно любить его, мысленно быть с ним рядом и украшать этот прекрасный город его лаской, его словами, отзвуком его шагов...
Я знаю, есть миллионы причин, по которым мне не следует этого говорить. Но я люблю тебя. Люблю.
Потому, что ты вздергиваешь бровь, когда пытаешься острить! Цитируешь Камю, хотя я никогда не видел, чтобы ты читала! Потому, что тоскуешь о родителях, но никогда не признаешь это…И потому…, что я произнес за всю жизнь всего две такие сбивчивые речи, и оба раза с тобой. Это же должно что-то значить?! И потому, что мы оба схватим воспаление легких, но если ты хочешь слышать, что я люблю тебя, я буду говорить это всю ночь!
Я — не тело, наделенное душой, я — душа, часть которой видима и называется телом.
Все эти дни — хотя и следовало бы ожидать, что всё будет наоборот, — душа обнаруживала своё присутствие сильней, чем прежде, больше, чем всегда. Она ничего мне не говорила, не упрекала меня и не жалела, а только наблюдала за мной.