Наши СМИ, а потом и наша литература страшно много потеряли в тот момент, когда начали обращаться к потребителю, а не к читателю.
Русская словесность, оторванная от вдумчивого, сопереживающего читателя, потеряла голос. Она как рыба, выброшенная на берег, — открывает рот, но её никто не слышит.
Берешь в руки страницу, вышедшую из принтера, и ничего не чувствуешь. Текст молчит, в нем нет души. Не то что в рукописных страницах – они дышат, живут, смеются и плачут...
— Мне вдруг расхотелось читать... Потрепанные они какие-то. Новых нет?
— Это букинистический.
Мораль: когда здания исчезают, только книги могут хранить о них память. Вот почему Хемин-гуэй перед смертью писал о Париже. Потому что он знал, что книги прочнее зданий.
Без супружеской измены мировая литература и оперное искусство отправились бы коту под хвост. Не будь осады Трои, Гомер точно бы не написал «Илиаду». А Анна Каренина? А Эмма Бовари? О чем тогда, черт подери, писали бы Шекспир и Чосер? Представьте себе, что Крессида осталась бы с Троилом. Или что Тристан никогда бы не поигрывал своими... э-э-э-э-э... мышцами перед Изольдой. А что бы тогда делал Вагнер, хм?
Хотел бы я знать что, собственно, такое книга? Напечатанные буквы? Но когда раскрываешь её, вдруг появляются люди, которых прежде не знал, и начинаются приключения, битвы и шторма, или оказываешься в чужих странах и городах, и всё это — из-за книги. Конечно, её для этого нужно прочитать. Однако еще ДО ТОГО что-то уже случается...
Когда я вижу вокруг себя, как люди, не зная, куда девать свое свободное время, изыскивают самые жалкие занятия и развлечения, я разыскиваю книгу и говорю внутренне: этого одного довольно на целую жизнь.
Cлайд с цитатой