Потерянная без источника света, находясь в тени, я падаю в самые глубины сознания, подвергаясь смертельной опасности.
Ты — мой воздух,
Ты — мое сердце и мое сознание,
И без тебя я задыхаюсь,
Все глубже опускаясь на глубину своего сознания.
Последний, отчаянный вдох, в попытке найти силы, чтобы остаться живым,
Оставляет после себя несколько быстро уходящих на поверхность пузырьков надежды.
...I'm finally breaking.
Любить меня?
Нет, не получится. Я рожден не для любви, да и не для дружбы.
Мне суждено лишь скитаться по миру в одиночестве, погруженный в отчаяние. Это мой выбор, мне так проще.
Даже если тоска
Сердце мне разобьёт и оно разлетится
Сотней мелких осколков,
Ни в одном, даже самом ничтожном,
Не погаснет любовь к тебе.
И тянет на дно
Тяжесть любви, я вижу огни где-то в дали.
Тебя отпускаю, мое сердце в крови.
Больше никогда не позволю себе слабость говорить первым о своих чувствах. К сожалению, впоследствии это приносит только боль.
Каждое его слово, ударяясь о высокие своды её души, разносилось эхом по ее сердцу. Он старательно подбирал слова, дабы не причинить ей боль снова, но каждый раз это было все труднее и труднее. Ведь даже его молчание приносило ей массу страданий. Он был потерян, разбит и безнадежно влюблен.
Спустя время, мне удалось поднять свой взгляд и посмотреть на тебя. Рассмотреть каждый миллиметр твоей кожи, каждую родинку, пересчитать твои ресницы и заметить пару вьющихся волосинок на макушке, выбивающихся из прядок. Я заметила каждый твой недостаток, каждую неровность на твоем лице, даже складки на воротнике не остались мною незамеченными. Знаешь, и даже несмотря на все это, моя симпатия к тебе, вместо того, чтобы угасать, разрастается с каждым днем все сильнее и сильнее. Это пугает и радует одновременно. Радует, так как эта влюбленность делает меня счастливой из-за всякого рода пустяков, даже оттого, что наши взгляды встретились. Пугает же потому, что я не могу быть уверенной в тебе, в том, что мои недостатки вызовут у тебя ответное умиление, а не обратную реакцию, отвращение и, в последствии, нежелание продолжать всякое общение. Да, мы животные. Человек, который не нравится нам внешне, никогда не сможет завоевать наше сердце. И я боюсь того, что твое сердце никогда не будет принадлежать мне, что мы не будем держаться за руки и говорить друг другу приятные слова перед сном. Я боюсь последствий, но уже поздно, так как процесс пошел и никто не в силах его остановить.
Поезд тронулся, мы остались одни. На площадке омнибуса мы молча стояли и не решались говорить. Между нами был большой букет роз, но они не пахли. «Не пахнут розы»... «Ну говорите же», — сказала она... И я ей всё сказал, бессвязный бред о любви, просил её руки. Она была в нерешительности. Мы сошли с конки, был сильный дождь. Я всё время без перерыву ей говорил, клялся, что люблю. Она молчала. Когда пришли к воротам, она меня расцеловала неожиданно, быстро. «До завтра, — сказала она. — У статуи. При всякой погоде».
Утром она пришла ко мне на квартиру и дала письмо; там было написано: я вас не люблю... Но её лицо говорило другое, она чуть не плакала. Мы пошли в ботанический сад (...) Простились в Люксембургском саду, я плакал, она меня целовала. Я в тот же день уехал в Лейпциг и поселился на старой квартире. Через день А. И. приносит письмо из Парижа, которое оканчивалось: судите меня... Я с экспрессом в Париж. Мы снова у статуи, молчим или говорим пустяки, ходим в Люксембургском музее под руку в толпе, среди прекрасных мраморных фигур. Пароход на Сене. Большой зелёный луг, парк, кажется, Булонский лес. Мы высаживаемся на луг, идём под руку, она говорит: и так вот будем всю жизнь идти вместе... Дальше пока ещё тяжело писать. Я пропускаю... Мы расстались почему-то на кладбище: сидя в густой зелени, на могильной плите, мы без конца целовались. Я помню, нас немного смутили две старые набожные женщины в чёрном.
Я хочу прикоснуться к тебе... Взять за руку и нежно, осторожно обнять... Но между нами препятствие, которое так просто не преодолеть.
Утопая в неразделенной любви, коя имеет две стороны: сладкую и горькую, теплую и холодную, нежную и жестокую, глубокую и мелкую, трепещущую и апатичную, тихую и громкую;
Она выбирает путь самопожертвования (в который раз?) и приклоняет колено пред эмоциями, завладевшими её хрупким, треснувшим по краям, сердцем.
Отдает его в руки человека, которому оно не нужно, еще сильнее зажмуривая глаза, игнорируя сий факт, и слышит лишь то, что хочет услышать.
Свою хрупкую душу, обнажив пред новым человеком, она верит в то, что когда-либо ей воздастся за все те страдания, коих было и без того немало в ее жизни, но она вновь и вновь берет на себя все более непосильную ношу, давая клятву любить как минимум вечность.
Нежную эмпатию, переполняющую всю ее сущность без остатка, способность к бескорыстной любви, как и плоды прекрасного сада, что цветет лишь благодаря согревающему свету частицы его души, никто нынче не ценит.
Любовь, пронзающая сердце копьями, не знает пощады и не делает поблажек даже постоянным клиентам, жестоко хватает за грудки и сдавливает легкие, и она, лишь сталкиваясь с душащей реальностью лицом к лицу, каждый раз убегает в слезах, в попытках оправиться от пережитого стресса.
Love, love look what you've done
to my heart.
Oh I should've known from the start,
That, you'd go and tear it apart.
Cлайд с цитатой