— Почему бы тебе, наконец, не выйти за меня замуж?
— Когда?
— Завтра же.
— Завтра я не могу. Завтра я очень занята.
— Почему бы тебе, наконец, не выйти за меня замуж?
— Когда?
— Завтра же.
— Завтра я не могу. Завтра я очень занята.
Посторонние при взгляде на него сразу же выделяли одно: это Артур Браун, он — негр, совершенно не обращая внимания на то, что он еще и Артур Браун-детектив, Артур Браун-муж, забывая о том, что помимо черного цвета кожи, у Артура Брауна есть целая куча других отличительных признаков.
— Задержан по подозрению.
— И в чем же меня подозревают?
— Мы подозреваем, что ты просто дерьмо собачье — доволен?
Есть одно в жизни, чему доверять нельзя: это женщина в постели. Раздвинь ей ноги, и тайны вылетают из нее как бабочки.
С тех пор я видел мертвые глаза более тридцати жертв — мужчин и женщин — и всегда видел в них одно и то же: все смотрели умоляюще, казалось, их насильно лишили того, с чем они не готовы были расстаться. Казалось, они умоляли, чтобы это им вернули. Казалось, они молча взывали:
— Пожалуйста, верните меня, я еще не готов!
Когда Браун смотрел в зеркало, он прежде всего видел перед собой человека, личность. Просто окружающий мир решил, что этот человек — черный. А быть черным — чрезвычайно трудно, потому что это определяет образ жизни, принять который Браун был вынужден помимо своей воли.
Дело в том, что еще одна категория писателей на протяжении веков создавала легенду о сердце, легенду, превратившую этот добропорядочный насос, перегоняющий кровь, в некоторое сосредоточие эмоций, отделив таким образом любовь от ума и приписав массу благороднейших качеств этому комку мышц.
Правда, могло бы получиться кое-что похуже. Они, например, вполне могли бы превратить в цитадель любви любой другой внутренний орган. Писатели ведь отлично знают свое дело.