Доказать веру нельзя, можно только показать живым дыханием правды. Убедить можно только убедительностью своего личного счастья в ней, заразительностью своего божественного веселья веры.
— Удар отбей, а сам не бей.
— С чего такая милость к идольникам?
Филофей вздохнул.
— Вера не война, Емельян Демьяныч. В ней кто применяет силу — тот являет слабость. А нам нельзя дрогнуть. Мы Христа несём.
Сердце всегда хочет веры, потому что оно органически хочет тепла. Но ум противится, так как для него принять веру — это значит слезть с пьедестала, смириться и выйти на свободу из пут гордости.
Быть в Церкви — это значит вступить на тесный и скорбный путь Христов, и как мало дерзающих на это! Сколь же легче сидеть «около церковных стен» на солнышке, слушать птичек и, покуривая, размышлять без особого труда об этой тесноте и скорбности. Такие мы, как бы верующие.
Я вижу, как некоторые молодые ребята – наши соотечественники, не прочитав ни строчки из Евангелия, начинают читать брахманскую, буддийскую литературу, Коран и тому подобное. Едут они и к индийским гуру. Потом там им приходится не по душе и они возвращаются в Православие, однако уже заразившись в этих восточных культах целой кучей разных [духовных] микробов. Люди повреждаются, и потом им трудно найти истину. Пусть человек сперва [жизненным опытом] познает Православие, а потом – если Православие ему не нравится – уходит из него. Пусть он познает Православие правильно и потом сравнит его с различными религиозными учениями, о которых он слышит. Ведь, познав Православие, человек сможет отличить подделку от золота или понять, насколько чисто золото, сколько в нем каратов. Такого человека не проведешь на мякине, он не принимает за золото все то, что блестит.
— …я верю в Бога и в то, что Иисус его сын, и все такое. Я просто не хожу в церковь — никогда не видел в этом необходимости. Но это не значит, что я язычник.
— Как же ты обрел спасение, если не ходишь в церковь?
— Спасение? Кто сказал, что меня спасли?
— Да ведь ты только что сказал, что веришь в Иисуса.
— Ну, я понимаю это иначе, чем ты.
Некоторое время я сидел, размышляя о том, как меняется с возмужанием наше сознание: ведь детьми мы были куда более доверчивы. Способны поверить в очень многое: домового под кроватью, пиратов, затаившихся в бухтах Клонтарфа, и тому подобное. По мере того, как мы взрослеем, наша способность верить скукоживается. В чем причина этого? В религии, в знании о мире, в пресловутом житейском опыте? Мы сами ограничиваем эту способность, подобно тому как скупец затягивает все туже тесемки своего кошелька. Правда, скупец обогащается, тогда как мы, люди, обездоливая себя, оставаясь с верой лишь в очевидное и несомненное. А ведь если вдуматься, то в конце жизни веры должно быть больше, гораздо больше, чем в ее начале. Широта восприятия — вот что нужно человеку, ибо, если ему предначертано истолковывать природу, его представления должны быть по меньшей мере столь же широки, как она, чтобы ее объяснить. Но, увы, у большинства людей с возрастом ширится не вера, а маловерие.
Но странный стук зовёт в дорогу,
Может сердце, а может стук в дверь.
И когда я обернусь на пороге,
Я скажу одно лишь слово — «Верь!»
Тот, кто собирается лгать, сбивается с пути осторожности и благоразумия. Каждое слово, которое неправдиво, не принимается правдивыми людьми. Лгун один или два раза может провести людей, но никто не поверит его словам после того, как он будет опозорен ложью своей.
Cлайд с цитатой