И облако ее волос текло
дождем в мой сон. И снилось мне жасмином
былое лето. И платком карминным,
трепещущим в ее руках, стекло
оконное с рассветом приближалось
ко мне ее губами. Жег огонь
горящих уст. Горячая ладонь
прощалась навсегда… Какая жалость!
Ее рука была моей рекой,
моей листвой, тоской моей — такой,
что надо мною коршуном снижалось
в разлуке с нею небо… Упокой
меня, покой разрыва… И тоской
сотри с доски стихи… Какая жалость!