И облако ее волос текло
дождем в мой сон. И снилось мне жасмином
былое лето. И платком карминным,
трепещущим в ее руках, стекло
оконное с рассветом приближалось
ко мне ее губами. Жег огонь
горящих уст. Горячая ладонь
прощалась навсегда… Какая жалость!
Ее рука была моей рекой,
моей листвой, тоской моей — такой,
что надо мною коршуном снижалось
в разлуке с нею небо… Упокой
меня, покой разрыва… И тоской
сотри с доски стихи… Какая жалость!
Звук у полдня золотистый,
а у ночи — звёздный звук,
звук у времени — неслышный,
звук — как будто сердца стук.
Невидимкою-рекою
время всё бежит, бежит...
Сердце — птиц и песен остров -
посреди реки лежит.
Времени шаги прозрачны,
и, под временем дрожа,
что-то в сердце облетает,
как опавший лист, кружа.
Светится пятном туманным
времени звезда во мгле,
и дрожит листом опавшим
мое сердце на земле.
Разлуки нет, пока в неё не веришь;
мы снова, как вчера, с тобой одни:
тогда любви мы отворили двери,
сегодня вновь распахнуты они...
Не могу я говорить с тобою
Ни молчанием, ни словами,
Даже музыкой я больше не надеюсь.
Может быть луной иль ароматом
Фиолетовых цветов, вином,
Иль музыкой страдающей, ноктюрном.
Может ночью только шумом листьев,
Ветром, звездами с тобой не спящей.
Может с помощью луны, уж если будет
Запах ее фиолетовым пьянящим.
Может и словами, если ночью их обдумать.
Не могу я говорить с тобою, не могу я.
Женщина яблоко ела.
Летело над крышами время.
Весна на ногах своих длинных
бежала, смеясь, как девчонка.
Женщина яблоко ела.
У ног её море рождалось.
Солнце её золотило,
заставляя светиться тело.
От волос её воздух струился.
А земля была — зелень и розы.
Синевы победное знамя
против смерти весна поднимала.
Женщина яблоко ела.
Весна величавым жестом
раскрывала ладонь: кружились
в лазури цветы и рыбы.
Ревел, подбираясь ближе
в венке из лимонных листьев,
ветер быком незримым.
Мирт пылал, как белое пламя.
И южное море сияло,
словно лицо любимой.
Женщина яблоко ела.
Мерцали звезды Гомера.
Летело над крышами время.
Резвились в воде дельфины.
Женщина яблоко ела.
Cлайд с цитатой