Ничего не умею делать, как другие люди. У меня нет ни дома, ни мебели, ни кошки, ни поваренной книги, ни планов.
Чем больше пью, тем яснее голова…
Ничего не умею делать, как другие люди. У меня нет ни дома, ни мебели, ни кошки, ни поваренной книги, ни планов.
Во-первых, я не умею готовить, а во-вторых, мне никогда никого не хотелось удерживать.
— Тебе не кажется, что нам хорошо вместе?
— Да.
— Ты согласен?
— Да.
— Мне кажется, нам с тобою хорошо вместе... Я люблю быть с тобой, потому что никогда не скучаю. Даже когда мы не разговариваем, даже когда ты до меня не дотрагиваешься, даже если мы в разных комнатах, я не скучаю. Наверно, потому, что я тебе доверяю, тебе и твоим мыслям. Понимаешь? Я люблю тебя и все, что вижу, и то, чего не вижу. А ведь я вижу твои недостатки. Но, знаешь, мне кажется, твои недостатки дополняют мои достоинства. Мы боимся разных вещей. Даже наши демоны уживаются вместе! Ты лучше, чем хочешь казаться, я — наоборот. Мне необходим твой взгляд, чтобы... чтобы быть материальной, что ли. Как это по-французски? Устойчивей? Как говорят, когда человек интересен своим внутренним миром?
— Глубиной?
— Точно! Я похожа на воздушного змея — если кто-нибудь не держит в руках катушку, я — пфффр — и улетаю... А ты... знаешь, это забавно, ты достаточно силен, чтобы меня удержать, но при этом тебе хватает ума отпускать меня на волю...
Я тогда кивала, но не понимала. Я не понимала этого человека, столь скупого на эмоции, подавлявшего все свои чувства. Постоянно держать себя в узде из страха показаться слабым — этого я никогда не могла понять! В моей семье обниматься и целоваться было также естественно, как дышать.
Пока я шел к ней, я потихоньку бил себя в грудь.
Отстукивал по моему бедному сердцу, чтобы оно забилось.
Я влюбился — словно заболел. Сам того не желая, не веря, против своей воли, не имея возможности защититься, а потом... — Он откашлялся. — А потом я потерял её. Так же внезапно.
Во-первых, что это такое — жить? Что означает это слово?
Мои дети… но что я могу им дать? Маму в депрессии? Перевернутый мир?
Я готова вставать по утрам, одеваться, завтракать, одевать и кормить дочерей, держаться до вечера, укладывать их и целовать на ночь. На это я способна. На это все способны. Но не более того.
Будьте ко мне милосердны.
Не более того.
— Её почти не бывало дома. «Время, отданное приходу», — говорила она возводя глаза к небесам. Она из кожи вон лезла, поносила каких-то придуманных ею благочестивых дур, входя, устало снимала перчатки и бросала их, точно фартук, на консоль в прихожей, вздыхала, вертелась, трещала без умолку, лгала и путалась. Мы ей не мешали. Поль называл её Сарой Бернар, а мой отец, стоило ей выйти из комнаты, возвращался к чтению «Фигаро», не утруждая себя комментариями... Ещё картошки?