У нас одна обязанность — быть счастливыми.
Мрак. Темнота. Нет, он не счастлив. Он сказал это самому себе. Он признал это. Он носил свое счастье, как маску, но девушка отняла ее и убежала через лужайку, и уже нельзя постучаться к ней в дверь и спросить, чтобы она вернула ему маску.
Когда на фильм тратится мало денег, люди лучше работают — они начинают шевелить мозгами, а не уповать на технику.
И всё необыкновенно хорошо, все можно потрогать рукой; всё в мире близко и понятно, и так будет всегда.
Лекарство иных времен, бальзам из солнечных лучей и праздного августовского полудня, едва слышный стук колес тележки с мороженным, что катится по мощенным улицам, шорох серебристого фейерверка, что рассыпается высоко в небе, и шелест срезанной травы, фонтаном бьющей из под косилки, что движется по лугам, по муравьиному царству, — все это, все — в одном стакане!
И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это – самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это – живое, неподдельное.
Покажи мне хоть что-нибудь хорошее, чему не приходит конец, и у меня на радостях крыша съедет.
— Лина, что ты скажешь, если я попробую изобрести Машину счастья?
— Что-нибудь случилось? – тотчас спросила жена.
Cлайд с цитатой