В двадцать лет мужчины еще грудные младенцы, в тридцать — дети, в сорок у них начинается половое созревание, а после этого они больше не пригодны ни к какому употреблению.
Ужасная несправедливость: мужчины краснеют до шестидесяти лет, женщины – до шестнадцати.
Ему исполнилось всего лишь двадцать, и с каждой женщиной, что сидела на крыльце, когда он шел мимо, или махала рукой из автобуса, его связывал несостоявшийся роман.
В двадцать пять мужчины полагают, будто знают все на свете; в сорок – рассказывают бесконечные истории, слушая которые можно выкурить целый ящик сигар; в шестьдесят…ах, в шестьдесят…там ужи до семидесяти недалеко; а пятьдесят – это пора возмужания.
Если мужчине за 30 и он холост, то тут уже что-то не так. По Дарвину это естественный отбор: чтобы они не размножались.
Старые и молодые, мужчины и женщины, все хотят одного: спокойствия и счастья. Разница лишь в том, что молодые думают, будто счастье их ждет в будущем, а старики убеждены, что лучшие дни уже в прошлом.
Я не женщина, но при упоминании о летах грущу. Когда-то мой сын на похоронах моего отца сказал: «Я теперь понял, что такое смерть. Вот яблоко упало, сгнило, а потом на этом месте новое яблоко прорастет». Так неужели я не прорасту где-нибудь когда-нибудь?
Сексуальный инстинкт никогда полностью и на все
сто процентов не затухает! Влечение к человеку противоположного пола сохраняется всегда. Для пожилого мужчины сохранившееся сексуальное влечение является предметом гордости: «Есть еще порох...!» Женщину в годах ее инстинкт смущает. И она его скрывает. Но он все равно присутствует.
Cлайд с цитатой