— Мне Никита сегодня снился.
— Какой Никита?
— Хрущев.
— А чего?
— А я откуда знаю? Взял и приснился. Хотя сегодня 17 лет, как мы его того… на пенсию проводили. Может, как-то приурочилось?
— Обидели вы его, вот он тебе и снится.
— Он сам кого хочешь обидит! Обидели его...
— Как дочь?
— Ничего, спасибо. Чего ей будет, корове? Опять ребёнка ждёт.
— Замуж вышла?
— Нет, так нагуляла.
— Скажи пожалуйста... где она их находит? Ты же говорил, что у вас в деревне мужиков почти не осталось — все в город съехали.
— Ой... Свинья, она, этого самого всегда найдёт.
— Это правда. Может тебе в город перебраться? Всё легче будет. С квартирой я тебе поспособствую, пока я у вас тут Генеральный секретарь.
— Леонид Ильич, ну если она в деревне, без мужиков, каждый год несёт, что тогда в городе будет?
— Не подумал. [смеются] Не подумал.
Вот все говорят, что я выдающийся. Это правда. Так оно и есть. Я выдающийся, потому что не может быть глава партии не выдающимся. Партия генеральным секретарём кого-нибудь не выберет!
— Ну, докладывайте про доклад. Чего я цитировать должен?
— Ну, естественно, Карла Маркса — три цитаты.
— Большие?
— Нет. Затем из Ленина — три, Владимира Ильича, и одна — из Тургенева Ивана Сергеевича. Ну это для оживления, если можно так сказать, для литературности доклада.
— Вот из-за таких, как ты, про меня анекдоты по всей стране ходят, после каждого пленума. Ты бы ещё из Библии цитату всунул! Вы что, в самом деле хотите меня дураком выставить? Все знают, что я книжки не читаю. Тургенева — изъять.
— Вдова Михаила Андреевича Суслова звонила.
— Вдова? Чего хочет?
— Она насчёт увековечивания памяти Михаила Андреевича. Просит город Саратов в город «Суслов» переименовать. Он вообще под Ульяновском родился, но Ульяновск — сами понимаете...
— Ишь, чего захотела, — Саратов! Улицу там или проспект — ещё куда ни шло, а целый город, да ещё Саратов. Его именем надо калошный завод назвать — он же до самой смерти в одном пальто ходил и в калошах. Я однажды предложил на заседании политбюро — давайте, говорю, скинемся по червонцу и Суслову купим пальто.
— Нет. Увековечивание может быть только у первых лиц государства и то, только у тех, кто или до последнего дня был на посту или покинул этот пост добровольно. Запиши. Это сначала надо провести постановлением пленума, а потом решением Верховного Совета, чтобы обрело силу закона. А то у нас тут никаких Саратовых не хватит!
— Да я кого только не брил! И в ЦК, и в Политбюро!
— Я знаю, кого ты в ЦК не брил.
— Кого?
— Катьку Фурцеву.
— Михаил Андреевич, скажи откровенно, как ты себя чувствуешь?
— Я хорошо себя чувствую, Леонид Ильич.
— Хорошо себя чувствовать ты не можешь!
— Почему, Леонид Ильич?
— Да потому что тебе — восемьдесят лет! Не может человек в восемьдесят лет чувствовать себя хорошо. Кстати, что Владимир Ильич писал об этом возрасте?
— Он про этот возраст ничего не писал, Леонид Ильич. Он в пятьдесят четыре умер.
— Верка!
— Чаво!
— Чаво-чаво. Как без мужика с детьми останешься, дура? Да и не бьет он тебя, чего зря наговариваешь?
— Ничего. Пусть посидит недельку — охолонётся малость!
— А три года не хочешь?
— Три года? Да за что?
— Закон такой. А когда отсидит он от обиды, что его родная жена посадила к тебе не вернется. Не переживет он такого позора. Он же на виду — председатель!
— Никуда он не денется! Кому он нужен, такой?
— Да хотя бы Нюрке! С ходу подберёт!
— Эта, конечно, подберет... А с другой стороны, Советская власть дала свободу и равноправие — женщине!
— Свободу и равноправие дала, а мужика — не даст! Ты сама подумай, кто тебя с твоими детьми кормить будет? Свободу и равноправие в печь не поставишь. И на плечи не накинешь.
Как война Вторая мировая не походила на Империалистическую, так и Холодная совершенно не похожа на Великую Отечественную, выигранную в сорок пятом. И ведется она не в окопах и не ударами танковых клиньев, а подло и исподтишка, по-бабьи — слухами и ударами в спину.
Cлайд с цитатой