Сама жизнь, что солнце лесное: шагнёшь раз — и дохнёт сырым холодом непроглядная зелёная темь; шагнёшь ещё — и брызнет в глаза весёлый солнечный луч; шагнёшь третий раз — и тот же луч разлетится радугой, разбившись в капле росы...
Для новой жизни надо снова родиться, а перед тем умереть. Родится мужняя женщина — девушка умирает. Родится кметь — отроком меньше.
В Ладоге так: однажды начавшись, осенний дождь способен длиться, не переставая, несколько суток. Нежеланными рождаются слепые серые дни и безрадостно влекутся над пустой тёмной землёй, дотлевая без огня, без золотых искр. И кажется, будто там, за этими тучами сгинула, перевелась, никогда больше не процветёт вечная синева.
Смерти нет — есть несчитаные миры и вечная Жизнь, рождающая сама себя без конца. Почему же так горько, когда наступает пора прощаться и провожать?
Можно, оказывается, сробеть и перед самим собой, перед своим собственным умыслом: полно, мол, да я ли эдакое затеял?
Мало умения отплатить добром за добро, много труднее решиться первым преодолеть страх и шагнуть навстречу, заткнув боевые рукавицы за пояс.
Рог Тапиолы больше не слышен был у дверей этой сытой избы, здесь перестали быть корелами, давно потеряли отцовскую охотничью тропу, а новую проложить поленились, зато выучились, уходя из дому, запирать дверь пудовыми замком... Вот такие-то и крошат хлеб на срубе колодезя, отчего потом в колодезь падают мыши. И оттого этому дому, с виду крепкому, не простоять долго на земле.
Рушилась в пламени Злая Берёза, метельная зимняя ночь навек поглощала Того, кого я всегда жду. Рвался к небу последний костёр Славомира. Не станут нас с ним закапывать вместе в снег. Дотла, до серой золы выгорал во мне Хаук, его колдовская свирель, его синие, отчаянные глаза. Для меня не сбудется баснь. Они никогда не сбываются, потому-то их и рассказывают. Давно было мне уже пора это понять.
Невольник — он невольник и есть, сколько ты его ни корми. Всё забудет, услыхав про вольную волю.
Cлайд с цитатой