Снова пришла зима; свежий, холодный, ветреный день и раскинувшаяся передо мной равнина воскресили мои надежды.
Никогда не забыть мне чувства одиночества, охватившего меня, когда я первый раз лег спать под открытым небом.
Снова пришла зима; свежий, холодный, ветреный день и раскинувшаяся передо мной равнина воскресили мои надежды.
Никогда не забыть мне чувства одиночества, охватившего меня, когда я первый раз лег спать под открытым небом.
... несбывшееся нередко является для нас по своим последствиям, такой же реальностью, как и то, что свершилось.
Что мне было делать, как не осушить поцелуями её слёзы и не сказать, что я безумно её люблю?
Думаю, что в ожидании грозного события все другие события и нежданные перемены — ничто.
Хотя лицо девушки было радостным и веселым, но и в нем было какое-то спокойствие, и такое же спокойствие она разливала вокруг, и сама она была словно дух умиротворения и покоя, добрый дух, который я никогда с тех пор не забывал. И никогда не забуду.
Почему не умер я тогда? Как хотел бы я умереть в ту минуту, когда моё сердце было переполнено! Больше чем когда-либо я достоин был в эту минуту быть взятым на небеса.
Эта картина так запомнилась мне, что, будь я рисовальщиком, я мог бы, думается, точно изобразить её: малютка Эмли летит навстречу своей гибели (так мне тогда казалось), взгляд устремлен в открытое море, а выражение её лица мне никогда не забыть.
Возможно, читателю не слишком любопытно будет узнать, как грустно откладывать перо, когда двухлетняя работа воображения завершена; или что автору чудится, будто он отпускает в сумрачный мир частицу самого себя, когда толпа живых существ, созданных силою его ума, навеки уходит прочь. И тем не менее мне нечего к этому прибавить; разве только следовало бы еще признаться (хотя, пожалуй, это и не столь уж существенно), что ни один человек не способен, читая эту историю, верить в нее больше, чем верил я, когда писал ее.