Сергей Лукьяненко. Фальшивые зеркала

— Жаркий ветер на щеке, вкус земляники на губах, звезды в небе, касание тёплой воды... Лето... Оно уходит так быстро, что не успеваешь крикнуть «постой!» И кажется, долго кажется, что оно ещё здесь. В кончиках пальцев — память, память о лете. Дрожью, судорогой, головой вскинутой навстречу дождю, тихим смехом и случайной улыбкой — лето... Всё-таки лето. Тебе говорят, что оно уже ушло, но ты ищешь его следы, бежишь, опаздываешь, не успеваешь... Но всё-таки лето. И ты идёшь по его тающим следам... два часа в машине, три часа на самолёте, немного пешком — поехали! Куда — не знаю. Приедем. Всё ради лета. Маленького-премаленького. Робкого кусочка отставшего лета. А больше и не надо, иначе умрёшь от тепла... Лето...

— Чингиз...  — тихо сказал я. Он не слышал. Он догонял своё лето.

—  Дайте мне мой кусочек лета... А он и так со мной. Навсегда. Моё лето. Какое было, какое есть, какое будет. Лето навсегда! Я ведь помню, как оно уходит. Как жёлтое солнце плавится в алый закат. Как ветер начинает пахнуть снегом. Я улыбался ветру. Я просил его: «Подожди!» Чуть-чуть! Оставь мне немножко лета! А ветер видел таких, как я, не раз. Пока было тепло — он не спорил со мной. Но стало холодно, и ветер прошептал: «Лето кончилось». Я поверил не сразу. Но лето кончилось. Пошёл дождь. Холодный, унылый, серый.

За нашей спиной раздался всхлип. Я обернулся.

Падла стоял у стены и утирал слёзы грязным носовым платком.

—  Чингиз...  — Он трубно высморкался.  — Чингиз, спой ещё разок про лето? А? Я не всё запомнил. Как там... «малиной во рту», «я буду долго гнать велосипед»...

—  Сволочь ты бессердечная,  — огрызнулся Чингиз.  — Бессердечная и неромантичная.

— Я? Я за папиросой спустился. А ты её уже скурил. Но я тебе всё прощу, Чингиз. Ты только ещё про лето... Слушай, а про весну так же можешь?

—  Не могу. Весна — это промежуток между зимой и летом, она не самодостаточна.