Он раздел мир до самого важного и оставил себе только это, а имена собственные к самому важному не относятся.
Он охранял чистоту своего уединения всеми способами.
Он раздел мир до самого важного и оставил себе только это, а имена собственные к самому важному не относятся.
Я не привык видеть людские лица. На них слишком много информации. Разве вы не замечали этого?
Сюда не много дотянуться общество со своими правилами, здесь он был королем своих собственных джунглей, один посреди незнакомого леса — мечта и кошмар одновременно.
И мне предстоял долгий период мира... Хотя нет, не мира. Мир — слишком патетичное слово. Скажем лучше — долгий период спокойствия.
Ему всегда было хорошо одному. Общение с другими людьми часто огорчало и утомляло его. Каждая встреча была болезненным столкновением.
Большое всего он мечтал о тишине: «Я унёс бы ее, сколько смог, ел бы ее ложками, смаковал по чуть-чуть, наслаждался вкусом. Я бы ее праздновал».