Где-то на крутой извилистой дороге, по которой она брела последние четыре года, эта девчонка с её надушенными платьями и бальными туфельками незаметно потерялась, оставив вместо себя молодую женщину с жестким взглядом чуть раскосых зеленых глаз, пересчитывающую каждый пенни, не гнушающуюся любой черной работой, женщину, потерявшую все, кроме неистребимой красной земли, на которой она стояла среди обломков.
Хорошо, когда рядом мужчина, когда можно прижаться к нему, почувствовать крепость его плеча и знать, что между нею и безмолвным ужасом, наползающим из мрака, есть он. Даже если он молчит и лишь неотрывно смотрит вперёд.
... Все мысли исчезли, осталось только одно: она любит его. Любит гордую посадку его белокурой головы, всё, всё в нём любит, даже блеск его узких, чёрных сапог, и его смех, так часто ставивший её в тупик, и его загадочную, повергавшую её в смущение молчаливость. Ах, если бы он просто зашёл сейчас сюда, заключил её в объятия и избавил от необходимости что-то говорить, ведь он же любит её...
Она надеялась, что с окончанием войны жизнь постепенно войдет в прежнюю колею. Она надеялась, что с возвращением Эшли жизнь вновь обретет какой-то смысл. Сейчас от обеих этих надежд ничего не осталось. Появление Джонаса Уилкерсона на подъездной аллее Тары заставило Скарлетт понять, что для нее, как и для всего Юга, война никогда не кончится. Самые ожесточенные бои, самые жестокие схватки еще впереди. А Эшли — навеки узник тех слов, что прочнее прутьев любой темницы.
Они ни о чем больше не говорят, – думала Скарлетт. – Ни о чем, кроме войны. Все эта война. И они не будут ни о чем говорить, кроме войны. Нет, до самой смерти не будут.
Они сожгли тебя, – думала она, – и ты лежала в развалинах. Но стереть тебя с лица земли они не смогли. Нет, не смогли. И ты вновь поднимешься, такая же широкая и нарядная, как была когда-то!
— Мы богаты. А можно оставить лесопилку?
— Конено, помнится ты хотела послать всех к чёрту, теперь ты можешь это сделать.
— Но, Ретт первым послать к чёрту я хотела тебя.
— По крайней мере, мы хоть видели Gotterdammerung – любопытно, хотя и не очень приятно.
– Видели – что?
– Сумерки богов. К несчастью, мы – южане – считали ведь себя богами.
Ни один мужчина, который настолько глуп, чтобы приходить в восторг от этого жеманства, притворных обмороков и лицемерных «О, какой вы замечательный!», не стоит того, чтобы за него бороться.
Смерть, налоги и рождение детей — всё это обрушивается на нас в самое неподходящее время.
Cлайд с цитатой