— Шурик, твой аппарат тебя погубит.
— Мой аппарат, Зиночка, меня прославит. И тебя заодно.
— Шурик, твой аппарат тебя погубит.
— Мой аппарат, Зиночка, меня прославит. И тебя заодно.
Ну в такой жизни, как у него, буквально всё и все, кто в ней находятся, становится угрозой. Да, внимание, которого ты жаждал, становится пыткой и ты хочешь от этого сбежать. Джон часто ночевал в отелях. Я спросил его в одном из первых писем — почему. Он ответил, что так чувствует себя менее одиноким, что казалось странным, ведь отели — это синоним одиночества. Позже он добавил, что это чувство немного смягчалось тем фактом, что большинство людей в других номерах тоже были одиноки, как и он.
Когда-то я мечтала, чтобы мои портреты были на афишах. А теперь… лишь бы не на туалетной бумаге!
— Роб, ты неплохо справляешься с возросшим интересом к тебе, при всем при этом ты застенчив. Как тебе удается справляться с таким интересом к своей персоне?
— Много прячусь. Много жалуюсь.
Известность не улыбается тебе. Что лестного, или забавного, или поучительного в том, что твое имя вырежут на могильном памятнике и потом время сотрет эту надпись вместе с позолотой? Да и, к счастью, вас слишком много, чтобы слабая человеческая память могла удержать ваши имена.
— Будь я вашей женой, я бы тоже уехала.
— Если бы вы были моей женой, я бы повесился!
— А боярыня твоя где? В церкви, что ли?
— Боярыня моя со своим любовником Якиным на Кавказ сегодня убежала.
— Врёшь!
— Ей-богу!
— Ловят? Как поймают, Якина на кол посадить — это первое дело, а уж опосля!..
— Зачем, Иван Васильевич? Зачем? Они любят друг друга, ну и пусть будут счастливы.
— Добрый ты человек...