Идеология, читатель, — это не выдвижение программных документов и не поддержка этих документов массами. Это таинство, в котором освобождаются от благой предзаданности метафоры самого разного рода. И метафора о Слове, ставшем Плотью (о чем уже говорилось), и метафора о сеятеле и семенах. Только и плоть, в которую облекается слово, может быть разнокачественной, и семя может дать не только благие, но и очень разные по своему качеству всходы.
Я совершенно не хочу абсолютизировать свое мнение по поводу психологов и не психологов. Почему так успешна была работа с Фиделем и Раулем Кастро? Потому что были психологические портреты того и другого. И людям, которые дальше строили коммуникации, было легче. Поэтому не психологи занимаются психологическими портретами, а их используют для этого. Психологический портрет есть политическая вещь. Вот теперь я хочу сказать. Примерно 4 % населения земного шара — социопаты. Это — особая категория людей, каждый 25-й. Это люди привлекательные, обаятельные, вполне себе дееспособные. У них есть одно свойство: они не могут вступать в эмоциональные связи с кем бы то ни было. Они вас хорошо понимают и просчитывают. Они в состоянии найти ваши больные точки и вами манипулировать. У них нет ничего внутри такого, что может построить эти связи с другими. Мое личное мнение состоит в том, что человек, которого показывали, он и есть социопат. Что надо делать с социопатами? С ними нельзя связываться. Они могут обмануть. От них надо отходить в сторону. С ними нельзя вступать в коммуникацию. Нельзя слушать их жалобы. Это раз.
Теперь говорю как театральный режиссер. Есть артисты, актеры и актеришки. Это абсолютно разные люди. Вот Хлестаков — это гениальный актеришка. В чем разница? Что говорили о Высоцком? «Шум и ярость личного присутствия». Личного присутствия. Вот есть великие артисты, у которых личность так велика, что она выливаается в образ. И они от этой личности не отказываются. Есть люди, актеры, которые строят сложные отношения между личностью, когда она есть. Пойди возьми образ. Еще надо как-то это все сочетать. А есть люди пустые. Которым любой образ взять ничего не стоит. Потому что там — пустота. Это и есть актеришки. Гениальный был Хлестаков. Легкость в мыслях необыкновенная. Когда человек пустой, а пустота воет, он любой образ возьмет.
Почему марксизм стал нашей идеологией? Потому что это была идея справедливости. Технологический прорыв нужен был для реализации идеи справедливости. Когда угнетенные классы должны были создать общество абсолютной справедливости. Когда вы говорите, что должен развиваться каждый... Конечно. Но каждый развивающийся — это броуновское движение, которое приводит всегда к гибели общества. Потому что развитие каждого должно тем не менее должно идти на созидание, а не разрушение общества. Поэтому здесь всегда есть элемент. Когда государство наконец поймет, что его задача — это не только количественное наращивание, но в первую очередь формулирование целей. И тогда следование этой цели... И тогда все становится на свои места. Тогда есть и задача воспитания молодежи, и понятно зачем воспитывать и как воспитывать. И понятно, что это начинается с детского сада и школы. И понятно, что это начинается с того, что люди осознают, что такое хорошо и что такое плохо. Когда размыты понятия хорошо и плохо, государство всегда гибнет.
Я ненавижу пенсию. Не понимаю её, как категорию. Я надеюсь, что умру на работе. Там в этом «доживании» что-то есть... для меня лично неприемлемое, но я делаю различие, огромное различие между собой и теми, кто работает на заводах, фабриках, в сельском хозяйстве; в какой-нибудь торговле; нянечками; женщинами, которые уродуются где-нибудь в каких-нибудь детских садах или где-нибудь ещё; надрывающимися учителями. Я делаю это различие. Это первое. И второе, я очень хорошо понимаю, чего хотят эти люди. Они хотят социальной свободы. Той самой социальной свободы, о которой говорил премьер, который всё это устраивает. Они хотят свободы от вас, от ваших хорьков, которые их как коров доят с постепенным вырыванием вымени. Они хотят свободы этой, хотя бы в конце жизни, перед тем, как отойдут в мир иной. А вы их этого лишаете. Вы понимаете, что вы делаете? Вы отменяете Юрьев день! Вы обрекаете их на крепостной режим до конца жизни и отменяете Юрьев день. Вы думаете, они это простят? Сомневаюсь.
Нечуткий к семантическим каверзам человек может прельститься словосочетанием «гуманитарные технологии». Чуткий же — сразу уловит, что там, где есть «гуманитарное», не может быть технологий, а там, где есть технологии, не может быть «гуманитарного». В своем действительном и сокровенном смысле гуманитарные технологии предполагают отождествление между деланием вещей (подлинная сфера технологизма) и деланием людей. При том, что гуманитарное и его производные (гуманизм в том числе) берут за аксиому несводимость человека к вещи, вытекающую из наличия у человека фундаментальной личностной свободы, на которую посягать и безнравственно, и невозможно.
«Назовите меня каким угодно инструментом. Вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя», — говорит принц Гамлет своим коварным сокурсникам из Виттенберга.
Мы долгое время это отрицали, боялись самого слова «идеология», но ведь если нет своей идеологии — значит приходится заимствовать чужую. Это как армия: не хотите кормить свою, кормите чужую. Идеология — это часть существования государства. Не знаю, хорошо это или плохо, но это факт.
Любое искусство — это и есть идеология. Поскольку вы явно отрицательно относитесь к коммунистической идеологии, вы все к ней и примеряете. Но христианство — это тоже идеология. Искусство Ренессанса — тоже идеология, оно базировалось на христианских сюжетах. Идеология — это наличие идей, вот и все. Искусство — часть мира идей. Априори в искусстве идеология уже заложена. Поэтому, конечно, если государство дает деньги на кино, оно выступает заказчиком. Что вас смущает? Микеланджело свою Сикстинскую капеллу писал с обнаженными фигурами. По заказу писал. А потом кардинал сказал: «Одень». И он написал одежду. Заказ есть заказ.
В чём принципиальная разница между сталинизмом и гитлеризмом? Между Сталиным и Гитлером? В том, что Гитлер исступлённо ненавидел гуманизм и прямо говорил об этом, а Сталин всячески отстаивал гуманистическую парадигму развития человечества. Поэтому, как Томас Манн говорил: со Сталиным мы можем найти общий язык, в отличие от Гитлера, на почве воли к улучшению человечества. Поэтому у Рузвельта был общий язык со Сталиным — это был язык гуманизма. Советский проект исступлённо гуманистичен, нацистский — исступлённо антигуманистичен. Теперь они ненавидят Сталина именно за гуманистический вариант сильной власти, а антигуманистический — возносят. Каждый раз, когда низводится Сталин — поднимается Гитлер. Низведение Сталина нужно только для поднятия Гитлера и нацизма и антигуманизма, потому что сегодняшняя западная элита не знает как управлять миром гуманистически , а отдать власть не хочет. Поэтому она управлять будет вопиюще антигуманистиченски, а для этого надо будет не только Сталина отбросить, но и Христа! Надо будет вернуться к таким формам несправедливости...
Легитимность — это не справедливость или право в абсолютном смысле; это относительное понятие, существующее в субъективном восприятии людей. Все режимы, способные к эффективным действиям, должны быть основаны на каком-то принципе легитимности. Как объяснял Сократ в «Республике» Платона, даже в банде грабителей должен существовать какой-то принцип справедливости, на основании которого можно поделить добычу. Легитимность поэтому является краеугольным камнем даже самой несправедливой и кровожадной диктатуры. Легитимность диктатора может исходить из многих источников: от персональной верности со стороны лелеемой армии до изощренной идеологии, оправдывающей его право на власть.
... наёмники — это меньшее из зол. Куда страшнее идейные фанатики, вот они истинная чума, поскольку все злодеяния они делают во имя своих идеалов, совершенно не задумываясь о том, что по этому поводу думают другие люди. И если наёмники, выполняя свою задачу, делают ровно столько, за сколько им заплатили, то фанатики ради своих целей сеют зло безгранично и зачастую бездумно.
Я хочу сказать, что в принципе классическая великая революция и то, что произошло в Октябре — это совершенно разные вещи. Великая французская буржуазная революция — это классика революции. Как и английская. В Октябре произошло другое. Исчерпанный буржуазный класс, не способный держать государство, не предложивший никаких реформ, который революционный Конвент или Законодательное Собрание во Франции предлагал моментально, не осуществивший изменения в кратчайшие сроки, как это было во Франции, исчерпался. Был класс, да спекся. Значит этот класс оказался полностью несостоятельным. Страна умирала. Она падала как система, вниз, в бездну, и ее просто подхватили большевики. Они подхватили страну, которая просто летела вниз и разбилась бы. Небольшая группа людей, мечтающая об историческом проекте, подхватила, спасла страну и создала новую страну. Вот что произошло.
Когда наших военнослужащих брали в плен, то в первую очередь убивали замполитов, а не попов. Потому что именно они были носителями идеологии, которая в свою очередь была секретом успеха советского народа.
Cлайд с цитатой