Друзья мои, — проговорил он, — Бог уже потому мне необходим, что это единственное существо, котрое можно вечно любить...
Мысль великая, но исповедующие не всегда великаны.
Друзья мои, — проговорил он, — Бог уже потому мне необходим, что это единственное существо, котрое можно вечно любить...
О друг мой, брак — это нравственная смерть всякой гордой души, всякой независимости. Брачная жизнь развратит меня, отнимет энергию, мужество в служении делу, пойдут дети, ещё, пожалуй, не мои, то есть разумеется, не мои; мудрый не боится заглянуть в лицо истине…
Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор.
Он легкомысленен, мямля, жесток, эгоист, низкие привычки, но ты его цени, уж потому, что есть и гораздо хуже.
Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого сначала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или у многих народов был один общий Бог, но всегда и у каждого был особый. Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становится общими. Когда боги становятся общими, то умирают боги и вера в них вместе с самими народами. Чем сильнее народ, тем особливее его Бог.
Из-под беспрерывной к вам ненависти, искренней и самой полной, каждое мгновение сверкает любовь и… безумие… самая искренняя и безмерная любовь и – безумие! Напротив, из-за любви, которую она ко мне чувствует, тоже искренно, каждое мгновение сверкает ненависть, – самая великая! Я бы никогда не мог вообразить прежде все эти… метаморфозы.
— Административный восторг? Не знаю, что такое.
— То есть… Vous savez, chez nous… En un mot, поставьте какую-нибудь самую последнюю ничтожность у продажи каких-нибудь дрянных билетов на железную дорогу, и эта ничтожность тотчас же сочтет себя вправе смотреть на вас Юпитером, когда вы пойдете взять билет, pour vous montrer son pouvoir. «Дай-ка, дескать, я покажу над тобою мою власть…» И это в них до административного восторга доходит…
— А можно ли веровать в беса, не веруя совсем в Бога? — засмеялся Ставрогин.
— О, очень можно, сплошь и рядом, — поднял глаза Тихон и тоже улыбнулся.
— И уверен, что такую веру вы находите все-таки почтеннее, чем полное безверие... О, поп!