— Я слышал, что такое случается. У французов особенно.
— У кого же еще, как не у этих извращенцев?
— Я слышал, что такое случается. У французов особенно.
— У кого же еще, как не у этих извращенцев?
После Первой мировой войны измученные французы поняли, что лучше быть живым хитрецом, чем мертвым храбрецом.
— Мой брат не гомик!
— Не уверен.
— Я вас ударю.
— Интересный пассаж! Он так мне врезал, что его брат стал гетеросексуалом.
— Пожелай мне удачи.
— Тебе удачи?
— Сегодня же свадьба. Свидетели всегда портят свадьбы.
— Я могу быть геем? Мне не надо притворяться гетеро?
— Ты можешь быть кем угодно.
— Хорошо, я буду инвестиционным банкиром. «Здравствуйте! Могу я предложить вам кредит? Будете немного кокаина?»
— Вы не любите французов, сэр Томас?
— Вовсе нет, мистер Уайетт. Просто они всегда такие... французы.
— Ух ты! — восхитился я. — Ты издеваешься над его покойным отцом?
— Заткнись, — буркнул Роб.
— Значит, ты стал таким смелым, потому что кто-то убил его отца, — продолжил я. — Отважное заявление, Роб.
— А ты — гомик, — ответил он, хлопнув меня комиксом по груди.
— Ты в курсе, что первые признаки гея — писклявость и гомофобия?
Порой мне кажется, что французы относятся к своим подвалам так же, как американцы к страхованию жизни: несчастный случай маловероятен, но если произойдет, то оставшиеся в живых будут обеспечены.
Порой мне кажется, что французы относятся к своим подвалам так же, как американцы к страхованию жизни: несчастный случай маловероятен, но если произойдет, то оставшиеся в живых будут обеспечены. Понятное дело, ни страховка, ни подвал, битком набитый винтажным бордо, не сможет унять боль семейной трагедии. Однако стремление оборудовать подобное хранилище объясняется аналогичными эмоциональными причинами: случись какое-нибудь несчастье, мы хотя бы оставим что-то после себя.
— За что я люблю тебя, Луис, так это за твою понятливость и преданность... То есть «люблю» – в смысле уважаю...
«Вот же проклятые содомские времена пошли, — подумал полковник, — мужчина мужчине не может, как прежде, сказать «люблю», без того, чтобы его не поняли превратно».
— Я тоже уважаю вас, шеф, в смысле люблю.
— Я хочу кое-что тебе объяснить. Я верю, что смогу быть с одним человеком до конца жизни, но это будет женщина.
— Я понимаю.
— Правда?
— Моя лучшая подруга Натали Кертис. Я бы лучше провела свою жизнь с ней, а не с каким-то парнем. Вот. Это же не значит, что я лесбиянка?
— О, и если кто-нибудь вдруг спросит, то ты гей.
— Что!?
— Да, иначе у нас собирались отобрать дело.
— Но ты тоже такой, да?
— Нет, в цветах моей команды нет голубого.