— Как спалось?
— Я никогда толком не сплю, только вполглаза.
— Да? Никогда не слышала, чтоб спящий вполглаза так храпел.
— Как спалось?
— Я никогда толком не сплю, только вполглаза.
— Да? Никогда не слышала, чтоб спящий вполглаза так храпел.
— Убивать — это не на что не похоже, жизнь изменится навсегда. Всегда будешь спать в полглаза.
— Мне плевать на сон. Я хочу любить или умереть. Это все.
— Любовь или смерть. Прекрати, с меня довольно твоих игр.
— Ты проиграешь, Матильда. Я слышал, как остановился барабан.
— Ну, получу я пулю. Тебе-то какая разница?
— Никакой.
— Я надеюсь, ты не лжешь, Леон. Я очень надеюсь, что в глубине души у тебя нет любви. Потому что если есть хоть немножечко любви ко мне, через несколько минут ты будешь жалеть, что ничего не сказал. (подносит револьвер к виску) Я люблю тебя, Леон.
— Я знаю еще одну игру. Которая сделает более добрым, более мудрым. Она тебе понравится. Если я выиграю, то буду с тобой всю жизнь.
— А если проиграешь?
— Будешь ходить за молоком сам, как и прежде.
— Ты в последнее время жалуешься на плохие сны. Тебе снится, что не можешь управлять крыльями.
— Еще мне снилось, что я король кентавров — это же не значит, что я буду носить подковы.
В раннем пробуждении, особенно после того, как поздно лёг спать, есть определённая прелесть. Есть это офигенное чувство, что вроде только что глаза закрыл — опа, а уже вставать. После такого пробуждения ты ощущаешь себя Буратино — глазами хлопаешь, двигаешься рывками, в голове ветер свистит, виски деревянные и мысли коротенькие-коротенькие.