— Джесси МакКой, что ты себе позволяешь? Ты же знаешь правила: никакой еды в аудиториях! А у тебя что во рту?
— Мой язык.
— Ты считаешь, что я дурак!?
— Джесси МакКой, что ты себе позволяешь? Ты же знаешь правила: никакой еды в аудиториях! А у тебя что во рту?
— Мой язык.
— Ты считаешь, что я дурак!?
— Вот будет здорово, целый день в музее археологии!
— Плевать, лишь бы не в школу.
— Там есть зал про неандертальцев!
— Плевать, лишь бы не в школу.
— А еще там будет одна рукопись, которой целых семь тысяч лет!
— Да пусть хоть по туалетам водят, лишь бы не в школу.
— Слушай, наш план. Будем брать на заметку тех, у кого воровские наклонности.
— Ясно, записывай — Билли Бойл.
— Нет, причем здесь Билли Бойл? Он неделю болеет.
— Знаю, просто он мой заклятый враг.
— Что он сказал?
— Все плохо, ужасно...
— Он вызвал твоих родителей?
— Хуже.
— Исключил?
— Хуже. Назначил своим помощником на целую неделю.
— Оууу, лучше бы он убил тебя.
Когда думаешь об еде, то на душе становится легче, и Тетка стала думать о том, как она сегодня украла у Федора Тимофеича куриную лапку и спрятала ее в гостиной между шкафом и стеной, где очень много паутины и пыли. Не мешало бы теперь пойти и посмотреть: цела эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашел ее и скушал.
— Между прочим, в ней (в пасте) крокодильи яички. Очень питательно.
— А я и не знал, что у крокодилов есть яички, — сказал профессор самых современных рун.
— Больше нет, — заметил слугобраз Шноббс.
Я должна бежать на заседание клуба противников ветчины. Сегодня боремся против ветчины на железной дороге.
Суп из орхидей был столь же прекрасен на вид, сколь и пресен на вкус. Налюбовавшись им вволю, делать с ним было больше нечего.
— У вас случайно колбасы с собой нет?
— Есть, только докторская.
— Была докторская, стала — любительская.
— А себе что-нибудь выбрали?
— Не-а, — печально сказала Полина. — Пива Тед не нашёл, а шоколад весь белый.
— Я думал, ты и белый любишь.
— Люблю. Когда он такой с самого начала, а не по жизненным обстоятельствам.