Чарльз Диккенс. Лавка древностей

Другие цитаты по теме

Совесть наша – предмет гибкий и эластичный – обладает способностью растягиваться и применяться к самым различным обстоятельствам.

Почему нам всегда легче примириться с расставанием мысленно, чем на деле? И почему, решившись на него с должным мужеством, мы боимся сказать слово «прости» вслух? Как часто накануне многолетней разлуки или долгого путешествия люди, нежно привязанные друг к другу, обмениваются обычным взглядом, обычным рукопожатием, словно еще надеясь на завтрашнее свидание, тогда как каждый из них прекрасно знает, что это всего лишь жалкая уловка, чтобы уберечься от боли, которую влекут за собой слова прощания, и что предполагаемой встрече не бывать. По-видимому, неизвестность страшнее действительности? Ведь никто из нас не сторонится умирающих друзей, и сознание, что нам не удалось по-настоящему проститься с тем, кого в последний раз мы оставили, полные любви и нежности, способно иногда отравить нам остаток наших дней.

... Хитрецы часто попадают впросак, приписывая другим свои собственные расчёты.

Пусть ваши суждения о людях будут обдуманы не спеша, но бесповоротны.

Человек часто осознает, что он счастлив задним числом.

Дурные человеческие поступки сопровождаются изобилием моральных оправданий.

Человек — создание прочное и ничто — ничто на свете: ни войны, ни горе, ни безнадежность, ни отчаянье — не может продержаться столько, сколько может продержаться человек; и человек всегда будет выше своей боли, стоит ему лишь сделать усилие, сделать над собой усилие и поверить в человека, его надежду и не искать какую-нибудь опору, а стоять на своих собственных ногах, поверить в свои собственные силы и выдержку.

Как мало нужно, чтобы нарушить спокойствие нашего слабого духа.

Я заметил, что, когда кто-нибудь звонит вам по телефону и, не застав вас дома, просит передать, чтобы вы немедленно, как только придёте, позвонили ему по важному делу, дело это обычно оказывается важным не столько для вас, сколько для него.

Воспоминания, вызываемые мирными деревенскими пейзажами, чужды миру сему, его помыслам и надеждам.