Микаил Мушфиг

Другие цитаты по теме

— Можете называть меня просто Бокр.

— Это что, кличка, что ли?

— Вам не нравится?

— Да нет, мне вообще все равно, как Вас называть, только вот например в переводе с венгерского это слово означает «колодец»...

— «Глокая куздра штеко будланула бокра и букрячит бокренка» — Вы знаете, откуда это?

— Ну да, Успенский «Слово о словах».

— О, приятно иметь дело с образованным человеком...

— Мне тоже.

— А я эту книжку открыл для себя, когда... ну в общем, в библиотеке.

— Вы в библиотеку ходите?

— Ходил в библиотеку, когда сидел за грабеж. Книжка хорошая, помогла мне выжить.

Изучайте книги. Нюхайте их. Вслушивайтесь в них. Поверьте, вы будете вознаграждены.

Наша литература не похожа на западную, в частности, на литературу Франции. О чем там пишут? Полюбил молодой человек девушку — ничего из этого не вышло. Хотел работать — тоже ничего не вышло. В результате застрелился. У нас пишут не так. Нашему автору — о чем бы он ни писал — совершенно ясно, что дело идет о величайшей переделке людей, о ломке старого мира. И, о чем бы он ни повествовал, он будет говорить именно об этом. А об этом нельзя говорить пошло...

Мне нравится метод Диккенса. У него даже самый незначительный персонаж становится выпуклым, настоящим и живым.

Стихи – это разум и сердце мира, и с ним их роднит искренность и естественность.

Хорошая книга становится только лучше при втором прочтении. Великая книга – при третьем. Книга, которая не стоит, чтобы ее перечитали, не заслуживает и того, чтобы её вообще читали.

Я рано лишился родителей. Но мама – это человек, которого помнишь всю жизнь, это какая-то другая память.

В Ленинграде к его сочинениям отнеслись прохладно. Стереотипы здесь были повыше. Полная бездарность не оплачивалась. Талант настораживал. Гениальность порождала ужас. Наиболее рентабельными казались — «явные литературные способности», У Потоцкого не было явных способностей. Что-то мерцало в его сочинениях, проскальзывало, брезжило. Какие-то случайные фразы, отдельные реплики... «Перламутровая головка чеснока...», «Парафиновые ноги стюардессы...». Однако явных способностей не было.

Издавать его перестали. То, что прощалось захолустному новичку, раздражало в столичном литераторе.

Император Марк Аврелий призывал к простоте. Первый его принцип: о любом предмете прежде всего спроси, что он являет собой, каково его строение, какова его причинная сущность.