Удовольствия – это все равно что фотографии. То, что мы воспринимаем в присутствии любимого существа, – это всего лишь негатив. Проявляем же мы его потом, у себя дома, когда обретаем внутреннюю темную комнату, куда для посторонних «вход воспрещен».
Когда мы влюблены в женщину, мы лишь проецируем на нее наше душевное состояние; что, следовательно, важны не достоинства женщины, а глубина этого состояния, и что чувства, какие у нас вызывает заурядная девушка, помогают всплывать на поверхность нашего сознания более нам дорогим, более самобытным, более дальним, более важным частицам нашего «я», нежели те, на которые действует удовольствие беседовать с человеком выдающимся или даже счастье любоваться его творениями.
Нет такого мудрого человека, — сказал он, — который в юности своей не произносил бы таких слов или даже не натворил бы таких вещей, воспоминание о которых было бы ему неприятно и которые ему хотелось бы вычеркнуть из своей жизни. Но он не должен непременно жалеть об этом, ибо он не может быть уверен в том, что достиг бы мудрости, в той мере, в какой это возможно, если бы не прошел через целый ряд нелепых или отвратительных воплощений, предшествовавших этому последнему воплощению. Знаю, что есть юноши, сыновья и внуки выдающихся людей, которым их наставники еще в школе внушили благородство ума и нравственное благообразие. Может быть, им нечего вычеркнуть из своей жизни, они могли бы обнародовать и подписать все, что они говорили, но это жалкие умы, бессильные потомки доктринеров, и мудрость их отрицательна и бесплодна. Мудрость нельзя получить в готовом виде, ее открываешь сам, пройдя такой путь, который никто не может пройти за тебя, от которого никто не может тебя избавить, ибо мудрость — это свой взгляд на вещи.
Когда тебе что-то доставляет удовольствие, то поиски этого тоже доставляют удовольствие. Я бы сказал, что половину любой жизни занимают поиски того, что доставляет удовольствие, – и, возможно, это самая приятная половина. Потому что самая прекрасная вещь на свете – это когда ищешь и находишь, с этим могут сравниться только новые поиски.
Когда ты учишься на пятёрки, твою фотографию вешают на доску почёта. И это сейчас сфотографировать можно миллион раз, обработать в фотошопе — и будет идеальная фотография. Когда учился я, фотографировали раз в год. Таким, какой ты есть. И вот с первого по пятый класс — ты красивый ребёнок. С одиннадцатого класса — ты красивый юноша. С шестого по десятый класс — ты угловатое чмо. Там появляется сутулость, первые прыщи, чуть виноватый взгляд. Там не было видно, что человек хорошо учится. Там было видно, что человек бегает по горам и говорит «моя прелесть»...
На одной [фотографии] был Волк. Парень, который умер в начале лета. Худой, с взъерошенными волосами, он смотрел исподлобья. В одной руке — незажженная сигарета, другая — на струнах гитары. Лицо серьезное, как будто он знает, что с ним случится, хотя на самом деле у каждого есть такая фотография, о которой в случае чего можно сказать: «Он знал», — просто потому, что человек не соизволил вовремя улыбнуться.
Что делает фотографию странным изобретением, — так это то, что первичным сырьем для нее служит свет и время.
Но в нем была какая-то… искра волшебная, что ли. Он умел из всего извлекать удовольствие.
Смеяться вместе — одно из самых больших удовольствий, доступных людям. Это — почти как заниматься любовью. Или не почти.
Cлайд с цитатой