... Она всегда была меньше меня. Но, когда я думаю о ней, Виола кажется мне размером с целый мир.
Изнутри меня поднимается вопль. Из моего голоса он выходит наружу, в мир — истошный вопль, в котором весь я. Все мои чувства и страхи, раны и боль, воспоминания и одиночество. Это мой вопль по самому себе. По своей слабости.
Этот мир превратил меня из гордого и сильного человека неизвестно во что. Ты как-то сказал, что война превращает людей в чудовищ. Так вот: знание делает то же самое. Когда ты слишком хорошо знаешь своего ближнего, знаешь его слабости, жалкие мечты и чаяния, управлять им становится до смешного легко.
Этот мир превратил меня из гордого и сильного человека неизвестно во что. Ты как-то сказал, что война превращает людей в чудовищ. Так вот: знание делает то же самое. Когда ты слишком хорошо знаешь своего ближнего, знаешь его слабости, жалкие мечты и чаяния, управлять им становится до смешного легко.
— На мгновение я познал в себе добро. И за этот грех, за грех самопознания, один из нас должен умереть.
— Это будешь ты. Умереть должен ты.
— Знаешь, Тодд, отчасти, я даже надеюсь, что ты прав.
Внутри меня открывается странная пустота... Ибо не только утрата любимых, но и утрата ненавистных оставляет в душе дыру.
В мире всеобщего онемения и переизбытка информации способность чувствовать — очень редкий дар.
Внутри меня открывается странная пустота... Ибо не только утрата любимых, но и утрата ненавистных оставляет в душе дыру.
В мире всеобщего онемения и переизбытка информации способность чувствовать — очень редкий дар.
Аманда откинулась назад — без обеда, без кофе, без сил, — и вновь на глаза наворачивались слезы, слезы ярости, оттого что весь мир, похоже, разваливался на части, причем безо всякой на то причины, хотя ничего на свете не изменилось, кроме разве какой-то мелочи, которую она даже не смогла бы назвать, но которая отняла у нее то, что она считала собственной жизнью, и зашвырнула все это на высоченную гору, чтобы ей пришлось карабкаться туда — и в итоге обнаружить, что впереди лишь очередная гора, еще выше, и так с ней будет всегда, пока она жива на этом гребаном белом свете, и если это действительно так, то какой вообще в этом смысл — да и есть ли он, черт бы его побрал?
Cлайд с цитатой