Но когда нетривиальности и откровенные странности становятся обычным делом, начинаешь тосковать по банальному.
Будь реальный мир книгой, он никогда не нашел бы издателя. Слишком затянуто, до отвращения детализировано и ни к чему не приводит.
Но когда нетривиальности и откровенные странности становятся обычным делом, начинаешь тосковать по банальному.
Будь реальный мир книгой, он никогда не нашел бы издателя. Слишком затянуто, до отвращения детализировано и ни к чему не приводит.
В обычном Мире смерть далека от повседневной жизни. Но в Мире мафии смерть с рутиной идут рука об руку. И мне кажется, что так правильнее.
Этот человек вёл себя очень странно. Он никогда ничего не читал: ни газет, ни журналов, ни книг, не ходил ни в кино, ни в театр, ни в музеи, ни в катинные галереи.
— Ты подписала меня на кучу фетишистских журналов и адресовала их на мой рабочий адрес?
— Ха-ха, да. Все хорошенько поприкалывались над тобой?
— Если под «хорошенько прикалываться», ты имеешь в виду хорошенько уволить, то да.
— О, но ты не выглядишь шибко расстроенным.
— Ну, кажется, я узнал много интересного о себе.
Если странные вещи происходят одновременно, то они, как правило, имеют один корень...
Есть что-то новое под солнцем. Ни в природе, ни в истории, ни в материальном мире, ни в мире духовном, в обществе и государстве ничто не стоит на месте. Рутина — первый враг государственного деятеля. Надо объявить войну рутине, устарелым шаблонам действия и мысли. Мы должны обладать полнотой знания о мире — и видеть мир таким, каков он есть сегодня, а не таким, каким он был вчера, или таким, каким мы хотели бы его видеть.
— Пожалуй, мне не показалось, что ты странный.
— Ну, если бы ты меня знала, наверняка бы подумала «Какой странный тип».
— Странный? Ну и что. Не вижу в этом ничего дурного. По-моему, всё нормальное скучно.
Он был из тех, кто ест ножом, обходясь без вилки; такому ничего не стоит языком поменять косточки в вишнях, окажись они у него во рту.