Один день в неделю — для встряски организма — надо НЕ пить!
— И вот так обезьяна превратилась в человека! — закончил папа.
Дочь подняла на него глаза, спросила тихо, искренне:
— А она не удивилась?
Один день в неделю — для встряски организма — надо НЕ пить!
— И вот так обезьяна превратилась в человека! — закончил папа.
Дочь подняла на него глаза, спросила тихо, искренне:
— А она не удивилась?
Что, говорил, тебя в ней смущает — ее отстраненность, нездешность? Это, говорил, из-за широкого охвата зрения. Ну вот скажи — на какое расстояние видит муравей? А орел? Поэтому муравей несет в муравейник соринку. А орел парит в холодной вышине. Как ты думаешь, говорил, может орел любить муравья? Он может его только жалеть, потому что видит весь путь его до муравейника, где его раздавит бутса бодрого туриста с веселой песней на губах — солнышко лесное...
— Нянюшка?
— Да, милая?
— А синие мыши бывают?
— Нет, если ты трезвая, дорогуша.
— Значит... Мне нужно выпить!
— Может, нам это как-то отпраздновать? Если спатифилум подождет.
— А что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Паб?
— Ты знаешь, что в 20-х был запрещен алкоголь?
— Так вот почему была Великая Депрессия!
... настоящая музыка — это, пацан, настоящая тоска. Особенно когда дело касается фагота, который поет лишь о том, что было и вернуть невозможно.
— Ваше Высочество, ваш ромашковый чай.
— С коньяком?
— Разумеется.
— Благодарю.
— Зачем ты нюхаешь свой чай?
— Проверяю его на крепость. Эта ромашка бывает на редкость крепкой.