А он не хотел воевать,
Он просто не умел убивать.
По своим стрелять — погоди!
Может, ты не прав, командир?
А он не хотел воевать,
Он просто не умел убивать.
По своим стрелять — погоди!
Может, ты не прав, командир?
Новость принесли провода,
Что у нас вражда да беда.
Были мы близки, дороги -
Стали далеки, вороги.
Песен мы теперь не поём.
Порознь живем, не вдвоем.
Где шумел камыш, тишина.
Что же ты не спишь?
Знаешь ты, что весна
Поздняя без конца
В дверь стучит, торопя,
И любовь ожила.
Знаю я, нельзя любить без тепла,
Просто поздняя ты любовь моя.
В моих глазах весна,
На висках зима...
Я кричу себе нельзя, но
Эмоции без слов,
Поздняя любовь,
Не хочу молчать, теряя.
Мы думаем, что идиотизм — это что-то такое, над чем можно смеяться... Нет! Это страшная разрушительная сила.
— Полжизни прошло, а мне нечем похвастаться. Нечем. Я словно отпечаток большого пальца на окне небоскреба. Я — пятно дерьма
на куске туалетной бумаги, которую вынесло в море вместе с миллионами тонн сточных вод.
— Видишь? Послушай, как ты выразил свою мысль. Как красиво и образно. 'Пятно дерьма, которое вынесло в море'. Я бы никогда так не написал.
— Да, я бы тоже. Кажется, это Буковски.
Нас в набитых трамваях болтает,
Нас мотает одна маета,
Нас метро, то и дело, глотает,
Выпуская из дымного рта.
В шумных улицах, в белом порханьи
Люди ходим мы рядом с людьми,
Перемешаны наши дыханья,
Перепутаны наши следы, перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
Популярные песни мычим,
Задевая друг друга локтями,
Извиняемся или молчим.
По Садовым, Лебяжьим и Трубным
Каждый вроде отдельным путём,
Мы не узнанные друг другом,
Задевая друг друга идём.
Знаешь, Тило, что самое грустное в мире? Когда обнимаешь кого-то, кого очень сильно любил, так любил, что одно воспоминание о нем озаряло душу светом, и чувствуешь — нет, не ненависть, она уже что-то значит — холод, заполняющий все внутри, и знаешь, что можешь продолжать обнимать, а можешь убрать руки и уйти, и не будет никакой разницы.