– Ты не любишь детей, да?
– Что тут такого особенного? У всех всё по-разному. Например, кто-то любит пирожки, а кто-то нет…
– А ты любишь пирожки?..
– Нет…
– Я тоже.
– Ты не любишь детей, да?
– Что тут такого особенного? У всех всё по-разному. Например, кто-то любит пирожки, а кто-то нет…
– А ты любишь пирожки?..
– Нет…
– Я тоже.
— По-моему, я выгляжу круглым идиотом.
— А я буду тебя держать!
— Обещаешь?
— Чтобы мой язык отсох и отвалились уши!
– Сеньор Дель Кампо сказал, чтобы я тебе помогла.
– Он так сказал?.. Я не умею кататься.
– Нет, умеешь! Моя мама научила меня, а я научу тебя.
– Зои, я не сумел научиться в детстве и теперь не смогу.
– Не надо бояться, я же с тобой.
... любовь без детей бессмысленна, любовь по сути своей направлена на продолжение рода.
– Я помню, мой отец, он был молочником, поэтому жил скромно, но на каждое Рождество он делал мне большой подарок. И один раз подарил мне шикарный набор красок. Я просто сошла с ума, я раскрашивала всё подряд… Даже покрасила кошку. Это было лучшее Рождество в моей жизни. А у вас?
– Похоже…
– Моя мама, она, обычно, расставляла мои картины на холодильнике, некоторые даже ставила в рамочку. Она очень гордилась мной, хотела, чтобы я поверила, что когда-нибудь стану великим художником.
– Ещё не всё потеряно.
– Это были мечты. Сейчас я должна думать о Зои…
– Вы сильная, вы знаете об этом?
– У меня нет выбора.
Настало время спать, и маленький зайчонок крепко ухватил большого зайца за длинные-длинные уши.
Он хотел точно знать, что большой заяц его слушает.
— Знаешь, как я тебя люблю?
— Конечно, нет, малыш. Откуда мне знать?..
— Я люблю тебя — вот как! — и зайчонок раскинул лапы широко-широко.
Но у большого зайца лапы длинней.
— А я тебя — вот как.
«Ух, как широко», — подумал зайчонок.
— Тогда я люблю тебя — вот как! — и он потянулся вверх изо всех сил.
— И тебя — вот как, — потянулся за ним большой заяц.
«Ого, как высоко, — подумал зайчонок. — Мне бы так!»
Тут зайчонок догадался: кувырк на передние лапы, а задними вверх по стволу!
— Я люблю тебя до самых кончиков задних лап!
— И я тебя — до самых кончиков твоих лап, — подхватил его большой заяц и подбросил вверх.
— Ну, тогда... тогда... Знаешь, как я тебя люблю?.. Вот так! — и зайчонок заскакал-закувыркался по полянке.
— А я тебя — вот так, — усмехнулся большой заяц, да так подпрыгнул, что достал
ушами до веток!
«Вот это прыжок! — подумал зайчонок. — Если б я так умел!».
— Я люблю тебя далеко-далеко по этой тропинке, как от нас до самой реки!
— А я тебя — как через речку и во-о-о-он за те холмы...
«Как далеко-то», — сонно подумал зайчонок. Ему больше ничего не приходило в голову. Тут вверху, над кустами, он увидел большое тёмное небо. Дальше неба ничего не бывает!
— Я люблю тебя до самой луны, — шепнул зайчонок, и закрыл глаза.
— Надо же, как далеко... — Большой заяц положил его на постель из листьев.
Сам устроился рядом, поцеловал его на ночь и прошептал ему в самое ухо:
— И я люблю тебя до самой луны. До самой-самой луны... и обратно.
Но, мама, если ты действительно хочешь мне угодить, то, пожалуйста, чуть больше считайся с собой и со своими удобствами.
Нормальная потребность в связи с родителями становится еще более острой, если они прячут любовь и вызывают у детей страх и тревогу. Чем страшнее родители, чем больше они угрожают уйти, тем яростнее ребенок будет цепляться за них в попытках вернуть родительское расположение. Для растерянного ребенка сердитые родители, которые одновременно и любят, и ранят, — просто гиганты. Эти гиганты контролируют жизнь ребенка страхом и манипуляциями его любовью. Ребенок должен все время контролировать свое поведение, чтобы избежать родительского гнева или же заработать одобрение.
Мы все считаем, что полюбим свое дитя, каким бы оно ни родилось, и боимся признать, что понимания может не хватить.