Он говорил, что самая ужасная вещь в мире — это жажда, и людям знакомы все виды жажды и все виды пустынь. Все люди страдают от жажды.
Люди удивляются, когда осознают, как мало им известно друг о друге.
Он говорил, что самая ужасная вещь в мире — это жажда, и людям знакомы все виды жажды и все виды пустынь. Все люди страдают от жажды.
Мэтти улыбался. Однако его искривленный рот оставался закрытым, отчего улыбка получилась недетской и как бы намекала, что улыбаться можно, но это — ненормальное и даже порочное занятие, если предаваться ему слишком часто.
Люди жаждут сражений. И пока эта жажда не иссякнет, войны не прекратятся. Но значит ли это, что войны будут всегда? Видимо, так.
— Я сам тебя прикончу.
— Какая прелесть! Учитывая, что ты — весь в меня.
— Это ещё как понимать?
— Ты не переставая думаешь о ней с тех пор, как увидел, как она капает с лезвия ножа.
— Ты ошибаешься.
— Сказки будешь рассказывать брату. Я могу заглянуть в твою голову. Твои мысли бегут лишь по одной извилине — кровь. Кровь. Кровь. Жажда власти. Такая же, как всегда. Ты снова хочешь стать сильным. Но не просто сильным, а сильнее всех. Добрые намерения — самый быстрый путь в пекло, приятель.
Время течет, как вода сквозь пальцы. Мы цепенеем от ужаса, обнаружив, как мало его осталось.
Иногда я думаю , что нам следовало быть свободными и естественными, как птицы. Что мы подумали бы о птице, не такой, как другие, лихорадящей, которая никогда не летала бы, а всё время сидела в гнезде?
... горькое ощущение любви бесплодной, бессмысленной, безнадежной, мучительной и, наконец, просто смешной. В очередной раз у клоуна сползли штаны.