Разве влюбиться в историю жизни человека — это то же, что влюбиться в него самого?
Мой отец всегда нарушал правила для тех, кого он любит; мама по той же причине всегда их соблюдала.
Разве влюбиться в историю жизни человека — это то же, что влюбиться в него самого?
Мой отец всегда нарушал правила для тех, кого он любит; мама по той же причине всегда их соблюдала.
И когда я снова увижу Кая — а я знаю, что увижу его, — я прошепчу мои слова ему на ухо, рядом с его губами. И тогда из пепла, из ничего, мои слова обратятся в плоть и кровь.
Мои слова никогда не живут долго. Мне приходиться их уничтожать, прежде чем их увидят.
Царапины на ноге Инди противоречат ее утверждению, что скала мягкая, но я понимаю, о чем она говорит. Вещи здесь так отличаются от привычных нам. Отравленные реки, мягкие камни. Никогда не знаешь точно, с чем столкнешься в следующую минуту. Что поддержит и что предаст.
Каждую минуту, проведенную с кем-то, вы берете часть его жизни и отдаете часть своей.
— Рио, почему ты выбрала именно меня? — спрашивает он.
— Я очень долго прислушивалась, — ответила я. — И поняла, что ничей больше голос в мире не звучит так надёжно, как твой.
— Рио, почему ты выбрала именно меня? — спрашивает он.
— Я очень долго прислушивалась, — ответила я. — И поняла, что ничей больше голос в мире не звучит так надёжно, как твой.
Я ползу вниз за Инди, карабкаюсь внутрь ущелья, в котором, я надеюсь, Кай был всего два дня назад. Вдали от Общества, от Ксандера, от моей семьи, от жизни, которую я знала. Вдали от парня, который привел нас сюда, от света, расползающегося по земле, делающего небо синим, а камни красными, света, который мог бы убить нас.
— Что они делают? — спрашиваю я Кая. — На обеих группах фигуры… движутся. — У одной из девушек руки подняты высоко над головой. Я поднимаю свои руки вслед за ней, стараясь повторить ее движения.
Кай глядит на меня таким взглядом — печальным и, в то же время, полным любви, — какой бывает у него, когда он знает что-то, чего я не знаю, как будто что-то украл у меня.
— Они танцуют, — говорит он.
— Что? — не понимаю я.
— Как-нибудь я покажу тебе, — обещает он, и его голос, нежный и глубокий, пробирает меня до дрожи.