Другой любовник врывается во вселенную. Круг жизни поврежден, но со смертью приходит перерождение.
И, как все любовники и гнусные люди, я поэт.
Другой любовник врывается во вселенную. Круг жизни поврежден, но со смертью приходит перерождение.
И, как все любовники и гнусные люди, я поэт.
— Есть то, что, однажды полюбив, ты продолжаешь любить вечно. И, если ты пытаешься их отпустить, они просто, сделав круг, возвращаются обратно к тебе. Они становятся твоей частью.
— Или разрушают тебя...
— Некоторые вещи, если ты полюбил их однажды, навсегда становятся твоими. А если пытаешься их отпустить, они, сделав круг, всё равно возвращаются к тебе. Они становятся частью тебя.
— Или убивают тебя.
— Выдающиеся люди продвигают общество вперед. Нарушать правила — это наше обязательство.
— Правда?
— Так мы делаем мир шире.
— Ты выдающийся человек.
— Ну спасибо.
— Ну, что ты думаешь, это блестяще, не правда ли?
— Здесь не хватает нескольких точек и запятых.
— Это лучше, чем все, что ты когда-либо написал.
— Я использую точки и запятые.
Будь осторожен. Ты не в Стране чудес. Никто тебя за руку не возьмет, им не за что тебя любить. Но ты счастливец. В своем неведении и пустоте найди, где прячется любовь. Возьми ее и поделись и потеряй. Умей сходиться. Чтобы не умирать, не зная цвета.
К чему же лишать пищи свой ум? Это узкий аскетизм... мне грустно видеть, что вы в нем упорствуете, Мэгги. Поэзия, искусство и знание чисты и святы.
... Не пишется проза, не пишется,
И, словно забытые сны,
Все рифмы какие-то слышатся,
Оттуда, из нашей войны.
Прожектор, по памяти шарящий,
Как будто мне хочет помочь -
Рифмует «товарищ» с «пожарищем»
Всю эту бессонную ночь.
Знаешь, у тех, кто пишет, или в страстях томится,
Температура выше средней по всей больнице.
Крайне легко, наполняясь сладостью модуляций,
приобрести способность самовоспламеняться.
Я воду пил, как жизнь, лет до шести
И жил судьбой крестьянского ребенка.
Отсюда мне и видится простор
Особой поэтичности, что ныне
Сумел воспеть с тех незабвенных пор,
Как самые заветные святыни.
Поэту не пристало говорить о красоте своей,
— Его удел красе чужой слагать апофеозы.
Не может петь павлин, как серый соловей,
О чистоте благоуханья белой розы.