Евгений Клюев. Андерманир штук

... мы обманутое поколение... Нас вырастили в этой стране, вырастили под ее потребности, приспособив к жизни в ней, — и как раз тогда, когда мы стали взрослыми, с-о-в-е-р-ш-е-н-н-о-л-е-т-н-и-м-и, выяснилось: страны, для которой нас вырастили и приспособили, больше нет. Что теперь будет с нами? Волки вырастили волчонка и сказали ему: живи среди овец. Зайцы вырастили зайчонка и послали жить среди лис. Вороны вырастили вороненка и отправили в курятник. Господи, помоги нам всем — волчатам, зайчатам, воронятам! Господи, помоги нам!

0.00

Другие цитаты по теме

Жизнь линейна — и прошлое неотменимо. На то и существует история, чтобы документировать неотменимость прошлого. Именно поэтому я не люблю историю. Иван Грозный никогда не станет Иваном Кротким. Пушкин никогда не застрелит Дантеса. Революция пятого года не победит никогда. Вот и все, что нужно понять. И никакой лев, никакой царь не может изменить того, что уже случилось. Настоящая сила не там, где влияют на будущее, — настоящая сила там, где меняют прошлое. Где Иван Грозный становится Иваном Кротким, Пушкину удается застрелить Дантеса и революция пятого года торжествует. А историческая необходимость... исторически необходимо только одно: чтобы добро побеждало зло. Но за это у нас, слава Богу, отвечает грамматика: предложение «добро побеждает зло» справедливо всегда, оно в обе стороны справедливо. Так что история может не волноваться.

А что особенно подозрительно – что ничего тут подозрительного нету!

А уж что он имел в виду или не имел в виду – не нашего ума дело. Да у нас и ума-то никакого нету – один мозг.

Знаки, знаки… Подлинные знаки — вот чего мы напрочь не умеем воспринимать. Казалось бы, все уже яснее ясного и сердце знает: подан знак, ан нет! Не верит, соглашаться не хочет, сопротивляется. Что же мы так толстокожи-то, а?

— Ну не идиот ли, прости Господи, все эти почетные звания придумывает! Не может человек быть «заслуженным», никак не может — он только заслужившим может быть... причем не заслужившим вообще, а что-нибудь. Скажем, заслуживший пинок под зад... артист республики — извините, конечно, за выражение. «Заслуженный»! Как будто я подарок какой-нибудь — заслуженный кем-то...

— Не понимаю я...

— А не все нужно понимать. Есть и непонятные вещи. Много непонятных вещей.

— Для Вас — тоже?

— Конечно. Для всех.

— Люди живут быстро. Вы не замечали? Если бы мы жили не так быстро, мы могли бы заметить кое-что... кое-что интересное. Но мы действуем как бы наизусть, то есть пробегаем нашу жизнь, проборматываем, не вдаваясь, что называется, в частности, в подробности каждой ситуации, которую посылает нам судьба. Дети так читают стихи — зная уже наперёд, что там дальше, и галопом скача к финалу: буря-мглою-небо-кроет-приумолкла-у-окна-своего-веретена.

Так что очень желательно осмотреться, помедлить... вкус, я бы сказал, ощутить.

В такое время живем, когда все под подозрением. Так что бдительность — первое дело.

Топонимика — это действительность языка, а язык, Его Величество Язык, — единственный, кто помнит. Можно видимостью вокруг пальца обвести, формой обмануть, силуэтом одурачить, но не именем! По одежке встречают, по уму провожают, по имени помнят...

— Кажется, больше ничего нет к чаю. Я бедно живу, видите ли.

— Это грустно, что бедно...

— Да нет! Жить надо бедно. Впрочем, Вам трудно понять… не будем об этом.

— Почему же трудно… мне не трудно понять, я…

— Одеты Вы очень модно — пардон, что воспользовался паузой!

— А надо как?

— А надо — никак. Чтобы не быть иллюстрацией места и времени… это привязывает и лишает свободы.

— Я не понимаю...

— Я предупреждал, что Вам будет трудно понять. Вы молоды — немножко слишком. Это пройдет.

— К счастью...