— Ты должен остановить Аркаима, остановить во имя свободы всего человечества, во имя Добра, во имя справедливости, счастья.
— Только не надо про свободу, счастье и справедливость! — вскинул руки Олег. — Мне уже обрыдло это словоблудие! Каждый, кто хочет выставить меня идиотом, начинает морочить мне голову именно с этого. Скажи проще, Раджаф: «Мои шкурные интересы требуют того-то и этого».
Когда у человека случаются неприятности, он может говорить о них много и долго. Когда у него всё хорошо — говорить вроде и не о чем.
— Кто вы такие, путник? — спросил боярин. — Мне не понравились ваши разговоры.
— А мы не жемчуг, чтобы всем нравиться, — мрачно ответил ведун.
Впрочем, древние знания — вопрос тёмный. Никогда не угадаешь, что могло оказаться у предков в загашнике. Тот же порох изготовить намного проще, чем испечь хлеб или сварить пиво. А пить пиво и закусывать хлебом человек умел издавна.
— Этак всю жизнь искать можно, — сонно возразил купец. — Живи, как живётся, не проси лишнего, не гневи богов. Да и где его искать, счастье-то?
Олег усмехнулся. Откуда же это известно, где счастье искать? В своем мире он его не нашел, хотя, может быть, просто плохо искал. «Счастье есть сиюминутное состояние довольства, наслаждения и умиротворения», — слышал он когда-то такое определение. А постоянно счастливы только сумасшедшие.
Ведь женщина — это всего лишь врата. Врата жизни, врата мира, врата души. Когда мать открывает младенцу врата мира — это не значит, что она в ответе за появившийся мир. Когда женщина открывает юноше врата любви — это ещё не значит, что она станет заботиться о его счастье. Когда хранительница открывает неофиту врата души — это не значит, что она служит его богам. Женщина просто открывает врата — дальше ты должен идти сам.
Представь себе мышонка, чужеземец. Мышонка, которого смыл штормовой поток, — милостиво кивнул ему правитель. — Мышонок может сдаться, утонуть, быть разбитым о камни. А может решительно бороться и выплыть на гребень потока, нестись вперед на его высоте. Мышонок никогда не сможет одного: остановить этот поток. Ты понимаешь меня, ведун? Все эти люди здесь потому, что мне понадобились их жизни. Они могли засесть в своих городках и тихо сдохнуть там, борясь за право меня предать, или вместе со мной выйти на битву и сражаться, добывая честь и славу. Они не могли одного, чужеземец. Отсидеться в стороне. Когда идет поток, он заливает мышиные норки. Без радости, без злобы. Заливает, и всё. Потому что это поток.
Ты знаешь, Дубовей, если я когда-нибудь стану князем, то первым же указом прикажу рубить на месте голову каждому, кто посмеет учить людей счастью. И разрывать лошадьми того, кто призовет за счастье бороться.
— Почему?
— Потому, что счастье, это не… — Олег потер пальцами. — Это не что-то ощутимое. Это не то, что можно пощупать или измерить. Счастье — это состояние души. Разве можно бороться за чужое состояние души? Души можно или беречь — любые, или уничтожать — вместе с их носителями.
Но только почему крайним все время оказываюсь я? — покачал головой Андрей. — Нужно посчитать: может, меня родили в понедельник?
Cлайд с цитатой