— Вы не могли бы мне объяснить это?
— Искусство нельзя объяснить. Это то, что вы чувствуете.
— Вы не могли бы мне объяснить это?
— Искусство нельзя объяснить. Это то, что вы чувствуете.
— Вам зажечь сигару?
— Нет, спасибо, я пытаюсь бросить, поэтому с недавних пор лишь держу их во рту.
— Почему бы вам тогда не держать во рту более дешёвый сорт?
— Что, ещё снизить и свой жизненный уровень?
— У вас такая семья, мисс Литтон. Каждый думает, что я собираюсь арестовать его.
— Кроме меня!
— Да... Для меня большое облегчение говорить с вами, а то я уже начал чувствовать себя полицейским.
— А вы и есть полицейский и хороший. Вы говорите что-либо только тогда, когда это нужно и не ранее. Вы умеете хранить секреты.
— Вам стоило заняться медициной.
— Только не мне. Предпочитаю убийства. Эти врачи... Мой дядя был врачом. К нему приходили только больные люди со своими жалобами. Как только им становилось лучше, они исчезали. Ни одной открыточки. Пока они были больны, они помнили его телефон. Что это за жизнь? Сплошные жалобы.
В школе было много детей, которые были умней меня. И когда я поступил в полицию, сэр, там тоже были очень умные люди. И знаете, не так-то просто было стать детективом в их окруженении. Но я подумал, что если я буду работать больше, чем они, тратить больше времени, читать больше книг, держать свои глаза открытыми, тогда, возможно я стану, тем кем хочу.
Если они сделали это — поймайте их. Даже, если бы ангел сделал это, я бы достал наручники для рук и веревку для крыльев.
— Пошли, собака...
— Вы так и не назвали его?
— Нет, я думал, что понаблюдаю за ним, а потом дам имя, соответствующее его поведению, но всё, что он делает — это мочит ковёр и жуёт мои тапочки. Не очень-то и разгуляешься...
Знаете, у моей сестры очень строгая гостиная. Когда человек садится там, он рта не может раскрыть... Там у нее такой большой журнальный стол — мне даже на него страшно смотреть. А её муж — он вообще не произносит ни слова, и я думаю, что этот стол — одна из причин того, что он все время молчит. Он боится этого стола.