А сейчас... А сейчас я чувствую, что, видимо, старею. Угу. Да... Слишком долго не могу прийти в себя. Переживаю.
— Подушка безопасности в твоём драндулете есть?
— Конечно! И простыня, и одеяло... и подушка.
А сейчас... А сейчас я чувствую, что, видимо, старею. Угу. Да... Слишком долго не могу прийти в себя. Переживаю.
— Подушка безопасности в твоём драндулете есть?
— Конечно! И простыня, и одеяло... и подушка.
— Лёш, ты чего, уходишь?
— Пойми меня правильно, мелочь, просто я стар для этого.
— Эй! Да ладно, ты же умеешь зажигать!? У-ху!!
— Так — не могу.
— А я по-другому не могу... да и не хочу.
— И не должна. Никто не должен.
— Нет прикинь, тридцать пять лет мужику, Шишкину этому, и что ж его теперь в тираж списывать?
— А вы хотели напоследок в большой стриптиз удариться?
— Да нет, куда там? Потеряла моя задница былую упругость...
— Будете так гонять — права отберут.
— Да пусть отбирают, они ведь всё равно просроченные.
В последнее время меня пугают старухи. Они ведут себя так, как будто с ними ничего не произошло. Как будто нет этих морщин вокруг глаз, как будто щёки не висят на скулах, как бельё на верёвке, как будто их попы не похожи на лопнувший воздушный шарик, — словом, будто с ними не случилась эта ужасная вещь под названием «климакс».