В узкой долине, зажатой между крутыми лесистыми склонами, примостилась деревушка, совсем крошечная, её ни в жизнь не найдешь на карте гор. Она едва заметна даже на карте самой деревни.
Дерево, которое было хорошим деревом и вело чистую, честную и гладкоствольную жизнь, может рассчитывать на жизнь после смерти. Прожив поистине зеленую жизнь, в конце концов оно перевоплотится в пять тысяч рулонов туалетной бумаги (основной догмат первой древесной религии Плоского мира).
Уже не в первый раз она подумала, что в положении наемницы множество недостатков, не последний из которых состоит в том, что мужчины не воспринимают тебя всерьез, пока ты их не убьешь в прямом смысле этого слова, после чего они вообще перестают тебя воспринимать.
— Никто не запретит мне отлупить эту наглую ящерицу!
— Лупи себе на здоровье. Но, может, все-таки не змеей?
Матушка закусила губу. За свою жизнь она так и не научилась общаться с детьми, поскольку всё время смотрела на них — если смотрела вообще — как на нечто среднее между людьми и животными. Она умела обращаться с младенцами. С одного конца вливаешь молоко, а другой поддерживаешь в чистоте. Со взрослыми ещё проще, потому что они кормятся и содержат себя в чистоте сами. Но между младенцами и взрослыми существовал целый мир переживаний, которым она никогда по-настоящему не интересовалась. Насколько ей было известно, главное — не дать детям подхватить какую-нибудь смертельно опасную болезнь и надеяться, что всё в конце концов образуется.
– Б-берил! Т-ты м-мне н-ни с-слова не давала с-с-сказать, пока я… б-был жив. Т-теперь я у… у-умер, и могу с-с-с-сказать только о…о-одно…
Берил Ормерод недовольно нахмурилась. Раньше, когда появлялся Рон, он всегда говорил ей, что он счастлив там, за завесой, и рассказывал, как ему живется в том, что по описанию напоминало хижину в раю. Теперь его голос был больше похож на голос Рона, и она не была уверена, что ей хотелось именно этого. И она сказала то, что всегда говорила мужу, когда он начинал говорить с ней таким тоном.
– Рон, не забывай – у тебя сердце.
– У меня уже н… н-нет с-сердца. Заб-б… б-была? Так вот, Б… Б-берил…
– Да, Рон?
– Заткнись.
И дух исчез.
— Только не Колон, — повторил он. — Он уже не молод. Большую часть времени проводит в штаб-квартире, занимается всякой бумажной работой. Кроме того, у него и так полон рот...
— Должен заметить, — перебив его, хмыкнул патриций, — судя по фигуре сержанта, рот у него всегда полон.
— Я хотел сказать, у него полон рот хлопот. Новобранцы.
– Бросай оружие, – сказала Анафема за его спиной, – или я пожалею о том, что мне придется сделать.
И это правда, подумала она, когда часовой в ужасе замер. Если он не бросит автомат, он увидит, что у меня в руках палка, и я пожалею о том, что мне придется расстаться с жизнью.
— Тут кого-то убили.
— О боги, — простонала нянюшка Ягг. — Надеюсь, не внутри круга?
— Нет. Что за глупые вопросы? Это случилось снаружи. Высокий мужчина. Одна нога короче другой. С бородой. Возможно, он был охотником.
— Но как? Как ты все это узнала?
— Я только что на него наступила.
Шесть оглушительно молчаливых ударов прокатились над городом: то городские часы по имени Старый Том демонстративно не пробили время.
Cлайд с цитатой