String up the razors... sharpen the blades
Tighten the skins up... no one escapes!
Crank up the grindstone... load up the sleds!
Saddle the horses... Off with their Heads!
В битве этой, что самая главная,
Что кипит до смерти от детства,
На меня наступают плавно так
Десять тысяч моих проекций.
И чем сильнее застывало сердце, тем яснее становился разум.
Мысли становились всё более чёткими, словно на спину плеснули жидким азотом. Мои рассуждения, моя логика, мой опыт лоб в лоб столкнулись с моими эмоциями. И эмоции тут же капитулировали, не дожидаясь исхода стычки.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть Любовь, в ней есть язык.
Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, пристала как серебо морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?
— Эй. Это, конечно, не жижа Рена, но должно помочь.
— Спасибо, Жан...
— Знаешь, ты была первой, кто когда-либо в меня верил. Даже когда я сказал родителям, что отправляюсь в Бикон, они сказали мне не заморачиваться, если не смогу поступить и придётся возвращаться домой. Это угнетает, не правда ли?
— Думаю, они хотели сказать, что...
— Я имею ввиду. что ты всегда была готова помочь мне. Даже когда я этого не заслуживал. И сейчас мне кажется, словно тебя что-то гложет... Не знаю... Могу ли я тебе чем-либо помочь?
— Ты уже это делаешь.
Если любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского.
Толстой удивляет, Достоевский трогает.
Каждое произведение Толстого есть здание. Что бы ни писал или даже ни начинал он писать («отрывки», «начала») — он строит. Везде молот, отвес, мера, план, «задуманное и решенное». Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом нет стрелы (в сущности, нет сердца).
Достоевский — всадник в пустыне, с одним колчаном стрел. И капает кровь, куда попадает его стрела. Достоевский дорог человеку. Вот «дорогого»-то ничего нет в Толстом. Вечно «убеждает», ну и пусть за ним следуют «убеждённые». Из «убеждений» вообще ничего не выходит, кроме стоп бумаги и собирающих эту бумагу, библиотеки, магазина, газетного спора и, в полном случае, металлического памятника. А Достоевский живёт в нас. Его музыка никогда не умрёт.
Есть кое-что удивительное в музыке: есть песня для любой эмоции. Можете представить себе мир без музыки? Это было бы ужасно.
Лесные фиалки... Многие на острове, включая меня, верили, что эти цветы обладают таинственной силой, могут исцелять раны души и тела, примирять поссорившихся друзей, даже приносить счастье.
Cлайд с цитатой