— Ты что, читать сюда пришел?
— Это, все-таки, Брехт. Я чувствую себя ничтожеством среди них.
— Ничтожеством? Альберт, брось! Ты теряешь связь с реальностью. Сам знаешь как тебя ценят! Как мы тебя ценим.
— Да, за то, что я сделал 10 лет назад. И, скорее всего, не смог бы сделать сейчас.
В своей следующей жизни я хотел бы быть просто писателем. Счастливым писателем, который сможет писать что хочет. Как ты. Что остается режиссеру, которому запретили ставить пьесы? Не больше чем киномеханику без фильма, мельнику без муки... Не остается ничего! Совершенно ничего...
— Хорошим вкусом твои друзья не страдают.
— А в этом ты не права. Вот — чесалка для спины. Очаровательно!
— Это вилка для салата.
— Все равно очаровательно.
Ты так гадок в своем идеализме, что не отличаешься от них! Кто разбил жизнь Йерски? Вот такие люди! Шпионы, предатели, гады... Тебе придется выбрать свою сторону, иначе ты не человек! Если надумаешь что-то предпринять — приходи ко мне. А так... больше встречаться не хочу.
Один совет: мы больше не в высшей школе — в операции главное не оценки, а результат.
— Слышали анекдот? В общем: Хонеккер заходит утром в свой кабинет, открывает окно, видит солнце и говорит:
— С добрым утром, солнце!
А солнце ему отвечает:
— С добрым утром, дорогой Эрих!
Днем Эрих снова подходит к окну, открывает его, видит солнце и говорит ему:
— Добрый день, солнце!
— Добрый день, дорогой Эрих!
Вечером после работы Хонеккер снова подходит к окну и вновь говорит:
— Добрый вечер, солнце!
Солнце молчит. Он опять повторяет:
— Добрый вечер, солнце! Что с тобой?
А солнце отвечает:
— Поцелуй меня в зад, я уже на Западе!
— Ваш анекдот неплох, но я знаю смешнее: Чем отличается Эрих Хонеккер от телефонной трубки? Да ничем: снял — повесил.
— Это нам и нравится в ваших пьесах — человеколюбие, вера в то, что все может измениться... Драймон, можете сколько угодно писать об этом в пьесах, но люди не меняются.
— Многие любят вас, потому что вы такая как есть.
— Актер не бывает самим собой.
— Вы бываете. Я видел вас недавно на сцене — там вы были больше похожи на себя, чем сейчас. Значительно больше.
— Вы знаете, какая я?
— Я ведь ваш зритель.
— Нужно идти.
— И далеко?
— Я встречаюсь с одной одноклассницей, бывшей...
— Вот видите, сейчас вы были совсем не вы.
— Он может надеяться?
— Надеяться может. Пока он жив. И даже дольше! Сами знаете, Драймон, надежда умирает последней.
Невиновный заключенный с каждым часом, что его там держат, злится всё сильнее из-за чувства несправедливости, он кричит и бесится. Виновный же с каждым часом становится всё спокойнее и молчит. Или плачет. Он ведь знает, что сидит за дело.
Cлайд с цитатой