Великий человек держится существенного и оставляет ничтожное. Он все делает по правде, но никогда не будет опираться на законы.
— Простите меня, неловко получилось, я столько всего наговорила в баре...
— Да ну что Вы! Это Вы меня извините! Вы тогда сказали абсолютную правду, а на правду обижаются только слабые люди.
Кто преступает веление государства, тот считается таким же преступником, как и преступающий заповеди Божии – это взгляд, который удержался еще со времен господства церкви. Бог – свят сам по себе, и заповеди церкви, как и государства, – заповеди этого святого; он дает их миру через посредство своих помазанников и деспотов, венчанных «Божией милостью». Если церковь имела смертный грех, то государство имеет «достойных казни» преступников, если первая имела еретиков, то второе имеет государственных изменников, если первая налагала церковные наказания, то государство налагает уголовные кары; церковь вела инквизиционные процессы, государство – фискальные; словом, в церкви – грехи, в государстве – преступления, в церкви – инквизиция и в государстве – инквизиция. Но не настанет ли час, когда и святость государственности падет, подобно церковной? Страх перед его законом, благоговение перед его величием, покорность его «подданных», долго ли еще продержится это все? Не исказится ли, наконец, «святой лик»?
Закона я не преступил, но совесть — не свод законов, для ее спокойствия мало такого оправдания.
Cлайд с цитатой