Эта женщина, в дни своего благоденствия такая гордая, такая дерзновенная, такая бесстрашная, доходившая в скептицизме до предела, в страсти — до жестокости, — эта женщина никогда не думала о смерти.
Никогда не спрашивайте у женщины, за что она Вас любит; довольствуйтесь вопросом: «Любите ли Вы меня?»
... да и у каждой женщины, даже заурядной, когда она в действительности любит, любовь несовместима с унижением, потому что настоящая любовь тоже честолюбива.
Честное слово, теперь я люблю Анриетту; наверно, она мне изменила, если я взялся за ум.
Отдавая мою сестру Генриху Наваррскому, я отдаю и мое сердце всем гугенотам моего королевства.
Но если такого наблюдателя не оказалось в галереях Лувра, зато он был на улице, где грозно раздавался его ропот и гневом искрились его глаза: то был народ, с его инстинктом, предельно обострённым ненавистью; он издалека глядел на силуэты непримиримых врагов своих и толковал их чувства также простодушно, как это делает проожий, глазея в запертые окна зала, где танцуют. Музыка увлекает и ведёт танцоров, а прохожий видит одни движения и, не слыша музыки, потешается над тем, как эти марионетки скачут и суетятся без видимой причины.
Разве женщина не имеет права на гордость? Разве не имеет она права хотя бы на такую малость, когда не осталось больше ничего и это единственная монетка, завалявшаяся в кошельке? Да, имеет. И еще раз да. И еще раз.
Ни одна нормальная женщина не рискнет здоровьем малыша, даже ради самых светлых идеалов. Да и стоит ли гордость жизни нерожденного ребенка? Думаю, нет.
Cлайд с цитатой